Павел Шафаренко - Мы все были солдатами

— Рубай ему голову, — взяв с меня тридцатку, щебечет хозяйка, передавая мне гуся, — а я швыденько затоплю пичь…

Когда начальник штаба вернулся, из раскрытого окна хаты уже тянуло ароматом свежезажаренного гуся. Водитель доложил, что машина готова.

В этот момент мы услышали характерные выстрелы вражеских танковых пушек и вслед за ними истошные крики: «Фашистские танки!»

С окраины села доносился лязг двигавшихся танков. И здесь мы впервые увидели так близко, что такое паника. Дико крича и неистово нахлестывая лошадей, обозники, ломая заборы и мешая друг другу, неслись из села. Многие, оставив повозки и имущество, скакали верхом, другие, садами и огородами, бросив все, обгоняя друг друга, неслись к околице.

Выхватив из кобуры пистолет, чтоб не быть раздавленным, бежит через площадь к зенитному орудию Самчук. Когда он оказался у пушки, прогремел выстрел. Выскочивший на площадь вражеский средний танк от прямого попадания снаряда резко вздыбился, а потом со страшным грохотом взорвался. Вслед за ним, видимо, по инерции появился легкий танк. Раздался второй выстрел зенитки, но наводчик промахнулся. Мгновенно оценив обстановку, гитлеровец развернулся и как мышь «нырнул» в переулок. И сразу стал слышен лязг гусениц уходящих на большой скорости танков. Я тоже подошел к зенитке.

— Бородачи бегут в одну сторону, а гитлеровские танкисты — в другую, — улыбается Иван Аникеевич, — сейчас и тех и других ни на каком транспорте не догонишь…

Все засмеялись.

— Постройте расчет орудия, — приказал Самчук командиру.

— Товарищи! Я начальник штаба 6-й воздушно-десантной бригады капитан Самчук. За стойкость и мужество, проявленные в бою, за то, что уничтожили вражеский танк, от лица службы объявляю вам благодарность!

— Служим Советскому Союзу!

— Запишите, товарищ капитан, — обращается начальник штаба ко мне, — необходимые данные для представления расчета к боевым наградам!

— А сейчас, товарищи, свертывайте орудие, поедем догонять свои части вместе. А то за танк придется перед гитлеровцами ответ держать, они невдалеке. Это была их разведка…

— А гусь? — спрашиваю потихоньку своего начальника.

Иван Аникеевич смеется:

— Пусть подождет до конца войны…

И мы идем к машине.

Уже выехав за село, Самчук говорит:

— Паника страшна своей стихийностью. Главное в этой обстановке — сохранить присутствие духа, как это сделал командир орудия…»

…15 октября. Ночь. Нескончаемый дождь. Грязь по колена. Намокшая одежда. Серые лица. После дневного боя бригада отходит. В селах, через которые пролегает наш путь, молча провожают нас взглядами старики и женщины. Бойцы и командиры помогают нести оружие уставшим. Выбившихся из сил подбирают идущие в хвосте каждой части повозки. Застрявшие машины вытаскивают проходящие подразделения. Тяжело, но во всем соблюдается порядок.

Вместе с начальником штаба капитаном И. А. Самчуком мы едем на маленьких монгольских лошадках в хвосте колонны.

— Враг у стен Москвы! Что может быть трагичней для каждого советского человека. Неужели фашисты возьмут Москву?

— Не думаю, Иван Аникеевич! Но если бы даже взяли — это не конец войны. Наполеон уже брал Москву. Но народная война только начиналась. Пришлось уходить… Бросить армию… Потерять Францию…

…22 октября. Вторая половина ночи. Дождь с мокрым снегом. Вместе с адъютантом и радистом, промокшие и грязные, подъезжаем на открытом «газике» к штабу бригады, разместившемуся в селе Заходы. У дежурного уточняем обстановку, а потом идем в подобранную для меня невдалеке от школы квартиру. В доме темно. Посыльный потихоньку стучит в окно. Загорается свет, и хозяйка открывает нам дверь.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста, ведь уже так поздно…

— Пожалуйста! — радушно приглашает женщина. Она с сочувствием смотрит на нас. В тусклом свете лампы в мокрых плащах, грязных сапогах, усталые от бессонных ночей мы выглядим не лучшим образом… Потом хозяйка ведет нас в комнату. В ней кровать, этажерка с книгами, платяной шкаф, стол с креслом — на нем уже стоит полевой телефон.

— Устраивайтесь! Умывальник в сенях. Сейчас будет чай — согреетесь.

Она уходит.

— Вы переобуйтесь, — заботливо говорит адъютант, — а я возьму сапоги, чтобы к утру их высушить.

…Меня пригласили в соседнюю комнату поужинать. На столе шумит самовар, стоят стаканы, нарезан хлеб. В графине домашняя настойка. У стола хлопочет маленькая седая женщина.