Бернар Фоконье - Сезанн

Деньги словно жгли ему руки. Их нужно было срочно тратить. «Чёрт подери, — сказал он как-то Золя, — если этой ночью я вдруг помру, ты что, хочешь, чтобы это досталось моим родичам?» Будучи натурой очень чувствительной, он черпал уверенность в дружбе Золя и Байля, а во время их совместных походов на так называемую охоту, когда они больше читали друг другу стихи, чем стреляли по разным птахам, он создавал свой собственный мир, создавал таким, каким он виделся только ему. На охоту друзья, как правило, отправлялись в три часа ночи, и тот из них, кто просыпался первым, шёл будить остальных, бросая им в окна камешки.

«Мы сразу же трогались в путь, прихватив приготовленную с вечера снедь, уложенную в охотничьи сумки. Ещё до рассвета мы успевали проделать несколько километров. Часов в девять утра, когда солнце начинало сильно припекать, мы устраивались на привал в спасительной тени какого-нибудь лесистого оврага. На свежем воздухе мы готовили свой завтрак. Байль разжигал костёр, над ним мы подвешивали на верёвке нашпигованный чесноком окорок, и Золя время от времени переворачивал его с одного бока на другой. Сезанн раскладывал на влажном полотенце листья салата и посыпал их душистыми приправами. Поев, мы устраивали себе сиесту. После отдыха, закинув за плечи ружья, мы якобы отправлялись на охоту: порой нам удавалось подстрелить какую-нибудь птичку. Побродив ещё немного, мы вновь откладывали ружья и, устроившись под деревом, доставали из сумки книги» [14] Цит. no: Alexis P. Emile Zola. Notes d’un ami. Maisonneuve et Larose, 2001. .

Рай да и только! Время первой любви. Радости провинциальной жизни. Пару раз Сезанн и Золя устраивали концерты под окнами одной местной красотки — хозяйки зелёного попугая. Золя исполнял свою партию на корнета-пистоне, Сезанн на кларнете. Оба играли в местном оркестре, в обязанности которого входило встречать на вокзале эксских чиновников, ездивших в Париж за наградами, и обеспечивать музыкальное сопровождение разных торжественных мероприятий и религиозных процессий. Добились ли друзья благосклонности красавицы с зелёным попугаем, исполняя ей свои серенады? Похоже, нет. Да это было и неважно, они просто развлекались: собирались вместе и устраивали весь этот тарарам. Ну и что, что Сезанн был плохим музыкантом? Ну и что, что он выводил из себя учителя сольфеджио?

В 1856 году интернатская жизнь Сезанна и Золя закончилась. Отныне они были гораздо свободнее, в отличие от Байля, который всё ещё оставался в стенах коллежа. Сезанн закончил третий класс [15] Во французской школе обратная нумерация классов. и даже удостоился награды за успехи в учёбе: он виртуозно сочинял латинские и французские стихи. Зато рисовал он довольно посредственно, так что по этому предмету обошёлся без всяких поощрений.

Двое друзей словно с цепи сорвались. Теперь каждую свободную минуту, будь то летние каникулы или просто выходные дни, они на пару куда-нибудь уносились, опьянённые поэзией, своими грандиозными планами, предвкушением счастья. Они бродили по окрестностям, с каждым разом забираясь всё дальше, поднимались на гору Сент-Виктуар, доходили до Гарданны — симпатичной деревушки с устремлённой ввысь старой колокольней, оттуда — вдоль горной цепи Этуаль — до Пилона дю Руа [16] Пилон дю Руа — одна из вершин горной цепи Этуаль. и даже до самого Эстака. Этот посёлок притулился у края Марсельской бухты: дикий берег, красные скалы, сосны, буйство ярких красок. Разве можно представить себе, что Сезанн стал бы Сезанном без этих великолепных пейзажей, что вошли в его плоть и кровь? «Богатство цвета помогает добиться законченности формы», — скажет он однажды Эмилю Бернару [17] Цит. no: Conversations avec Сèzаnnе. Macula, 1978. . Постигать это он начал уже тогда, в ранней юности. Словно бросая вызов окружающим, друзья доводили себя до изнеможения в этих дальних походах, возвращаясь усталыми, слегка одичавшими и отрешёнными от повседневности, тогда как их товарищи по коллежу, чьи интересы лежали совсем в другой плоскости, уже хаживали по кафе и убивали время за игрой в карты. Наши же герои бежали человеческого общества и, вторя Руссо [18] Жан Жак Руссо (1712–1778) — французский философ-просветитель, писатель и композитор. Проповедовал идею возвращения человека к природе. , мечтали обосноваться на берегу Арка, небольшой речушки, протекавшей на юге от Экса, чтобы «жить там, как дикари, купаясь целыми днями и имея при себе пять-шесть книг, не больше» [19] Zola E. Op. cit. . И каких же книг? Естественно, Гюго [20] Виктор Гюго (1802–1885) — великий французский поэт, романист и драматург. , но также Мюссе [21] Альфред де Мюссе (1810–1857) — французский поэт, драматург и прозаик, представитель позднего романтизма. , которого они недавно открыли для себя и чьи стихи наперебой друг другу декламировали. Два юных романтика! Им, как Флоберу [22] Гюстав Флобер (1821–1880) — французский писатель, один из классиков буржуазного реализма. , необходима была хорошая прививка реализма, чтобы избавить их от миазмов химерических фантазий, и она не заставила себя ждать. Как-то друзья ушли слишком далеко от дома и решили заночевать на природе. Устроили себе импровизированный бивак в какой-то пещере и, словно двое бродяг, улеглись в ней, высунув головы наружу и любуясь на звёзды. И вдруг разразилась гроза: гром грохотал так, что деревья и скалы содрогались от его раскатов, а летучие мыши словно посходили с ума. Не помня себя от страха, в два часа ночи путешественники сломя голову помчались домой.