Иштван Барт - Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа

Увы, нет никаких доказательств не только существования заговора, но и таинственной шкатулки. (Упомянем мимоходом одно обстоятельство, поскольку оно сюда относится: согласно утверждению графини, однажды ночью, вскоре после смерти Рудольфа, за шкатулкой явился герцог тосканский Иоганн, он сообщил графине, что наследник в последний момент струсил, испугался активных действий; вскоре и сам тосканский князь канет в вечность; несколько месяцев спустя он отречется от герцогского звания, примет имя Иоганна Орта и выйдет в море, чтобы бесследно исчезнуть во время бури.) Естественно.

На то и тайна, чтобы ее нельзя было разгадать. Нечего и пытаться, не для того она существует. Ее цель в другом: дабы мы содрогнулись, заглянув в ее глубины. Скорее всего, графиня именно потому и напридумывала всякие такие сцены. Это самое простое объяснение — если мы непременно желаем его получить. К тому же графиня в течение всей своей долгой и исполненной превратностей жизни вечно боролась с финансовыми трудностями (и скромный гонорар ей пришелся весьма кстати!), а подобные неурядицы легко разъедают характеры и потверже, чем графинин.

Примиримся с тем, что кроме барона Крауса во всей этой истории мы не найдем человека, на чьи слова можно было бы положиться, и пойдем дальше. Однако прежде еще одно примечание к тем событиям, что разыгрывались утром 28-го января: действительно ли письма были обнаружены в кабинете Рудольфа в Бурге — даже это под сомнением. Барон Слатин, секретарь официальной комиссии по расследованию, посланный дворцовой канцелярией на место происшествия, видел письма в Майерлинге, на скамеечке у кровати или на ночном столике: было их шесть, а еще телеграмма аббату в Хайлигенкройце. Кому были адресованы эти письма, барон Слатин, к сожалению, не упоминает в своих мемуарах.

Так что по-прежнему остается вопрос: отправились ли Рудольф и его возлюбленная в Майерлинг с заранее обдуманным намерением умереть там?

Однако проследим далее утренние события понедельника; остается еще немало важных подробностей.

Чем бы ни занимался Рудольф после ухода подполковника Майера, ему оставался на все про все один неполный час, поскольку примерно в одиннадцать пришло означенное письмо, которого наследник ждал. Доставил его, наверное, также посыльный, Пюхель получил его и понес Рудольфу в кабинет, однако, к своему удивлению, не застал наследника за письменным столом и вынужден был пройти через анфиладу обширных покоев, пока наконец не обнаружил своего господина в спальне. Рудольф стоял, уставясь в безлюдное пространство за окном; глубоко погруженный в свои мысли, он рассеянно крутил заводной винтик карманных часов.

Теперь хорошо бы узнать, кто послал это письмо. Графиня Лариш? О том, что едет из гостиницы за Мери, а потом, согласно уговору, в ювелирный магазин Роде-ка, чтобы переписать на свое имя компрометирующий счет за золотой портсигар?

Но каково бы ни было содержание письма, графиня в одиннадцать часов (в то самое время, когда письмо прибыло в Бург), объявилась в особняке Вечера.

"Мери заложила волосы в простой пучок, все существо ее излучало свежесть и целомудрие. Она напоминала скорее кроткую невесту, нежели страстную женщину. На ней было плотно облегающее фигуру темно-зеленое английское платье с черной отделкой, — пишет графиня, обладая немалым чутьем к деталям, создающим видимость правдоподобия. — Надев на шею простой золотой крестик, она сказала мне:

— Можно ехать.

Агнесса принесла зеленую фетровую шляпу, украшенную страусовыми перьями, и Мери прикрепила к ней черную вуаль. Она надела котиковое манто и взяла муфту из такого же меха. Пожалуй, никогда еще я не видела ее такой элегантной.

Мери на прощание поцеловала мать, но едва мы вышли из будуара, с нее тотчас слетела маска спокойствия, и по лестнице она уже сломя голову бежала к ожидавшему на улице фиакру…

— Мери, я должна тебе кое-что сказать. Ты ведь понимаешь, что сейчас, когда я везу тебя на тайное свидание в Бург, я совершаю измену по отношению к императору?

Она молчала.

— Прими мой совет и положи конец этому эпизоду, иначе, боюсь, последствия для всех нас будут очень печальными.

Мери посмотрела на меня, и я никогда не забуду взгляда ее дивных глаз. Из бездонной синевы воссияла почти неземная любовь".

Когда инспектор Хабрда впервые допросил Франца Вебера, извозчика фиакра № 58, тот ни единым словом не обмолвился о Бурге. В своих показаниях он сообщил, что в половине одиннадцатого на Салезианергассе в фиакр сели две дамы: графиня Лариш и молодая барышня, которую он не знал. Ему было велено отвезти их к ювелирному магазину Родека на Кольмаркте. Когда они туда подъехали, графиня вошла в магазин, а молодая дама осталась в фиакре. Извозчик, чтобы убить время, слез с козел и принялся разглядывать витрину; лишь уголком глаза он увидел, как молодая дама вдруг распахнула дверцу фиакра и пересела в проезжавший мимо фиакр без номера, который на мгновение остановился, а затем помчал дальше, увозя даму. Нет, кучера он, к сожалению, не видел, и какой масти были лошади, тоже не помнит. Немного погодя из лавки вышел приказчик — графиня хотела позвать и свою спутницу. Приказчик не обнаружил в фиакре молодую даму, и тотчас из магазина вышла и графиня. Убедившись в том, что ее спутница действительно исчезла, она велела ему, Францу Веберу, гнать назад, на Салезианергассе. Все это произошло примерно в одиннадцать или без четверти, — сообщил он в своих показаниях инспектору Хабрде в тот же день.