Петер Фёльдеш: Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли)

— Что «и»?

— Так, ничего… — и вдруг злая гримаса исказила лицо фельдфебеля. — Социалисты сеют смуту! — заорал он. — А здесь разлагать нельзя!

Он забористо выругался, сплюнул и, резко повернувшись, пошел прочь от Тибора, с недоумением глядевшего ему вслед.

Поезд мчится и мчится. По обе стороны от полотна раскинулись до горизонта весенние поля. Лишь изредка мелькнет мирный поселок или железнодорожная станция, а на ней — офицеры железнодорожной комендатуры, молодцеватые, в щегольских мундирах.

Из офицерского вагона, где едет капитан Мацаши, слышатся залихватские песни.

В Карпатах эшелон ненадолго остановился. Станция была маленькая, захламленная. Длинные ледяные сосульки свисали с крыш и навесов. Радуясь остановке, солдаты повыпрыгивали из широких дверей товарных вагонов и кинулись к водоразборной колонке, чтобы наполнить фляги свежей водой. Тибор побежал тоже. Раздевшись до пояса, фыркая и отдуваясь, он с наслаждением умылся под сильной холодной струей. Показался Мацаши. Галдеж тотчас же смолк. Солдаты, испуганно переглядываясь, вытянули руки по швам.

— Ничего, ничего, продолжайте, — покровительственно произнес капитан. — Как кормят? Не жалуетесь? В пути не должно быть перебоев.

Солдаты, впервые услышав от капитана человеческое слово, растерялись, а потом стали отвечать охотно и дружелюбно. Только Тибор молчал. Мацаши заметил это и обратился к нему:

— Молодец, вольноопределяющийся: хвалю за чистоплотность!

И пригласил последовать за ним.

— Подожди тут, — коротко бросил он, поднимаясь по ступенькам офицерского вагона. Прошла минута — и из открытого окна высунулась рука, в ней была стопка коньяку.

— Выпейте, — дружеским тоном сказал Мацаши, — хорошо согреет после ледяного душа, — и добавил: — Знаете что, как-нибудь загляните ко мне в купе, рыцарь пера…

Хотя за время пути капитан и показал себя с лучшей стороны, Тибор не доверял ему. Слишком хорошо знал он истинную цену этим господам, стремившимся прослыть великодушными джентри [3] Так называли выходцев из дворянской среды. . Тибор помнил рассказ об одном начальнике. Этакий «душка» из комитата [4] Административно-территориальная единица в Венгрии, соответствующая области. Бихар. Он приезжал в Надьварад [5] Названия городов даны в соответствии со временем, о котором идет повествование в книге. , заходил в кафе, подсаживался к столикам, забавляя всех смешными историйками, анекдотами, умиляя своей демократичностью. А дома прославился тем, что приказал привязать к лошадиному хвосту лесоторговца, осмелившегося ему прекословить, и проволок несчастного по всему двору управы.

Знал Тибор и другого «добряка». Этот, правда, не рассказывал анекдоты. Однажды, накануне выборов, он потехи ради превратил свой служебный кабинет в судилище. Подобрал дружков-собутыльников и устроил потешный суд, повелев доставить десятка три самых строптивых мужиков из тех, что собирались голосовать за депутата «оппозиции». Не успели «обвиняемые» опомниться, как суд вынес им смертный приговор.

Крестьяне перепугались. Да и кому могло прийти в голову, что это — лишь невинное развлечение? Ведь всё было, как в настоящем суде: жандармы, наручники, на столе стояли зажженные свечи и распятие — священные регалии правосудия. Развлечение достигло апогея, когда осужденных доставили в камеру смертников, где лежала заранее заготовленная бумага, в которой говорилось, что каждый из приговоренных обязуется отдать свой голос за представителя правительственной партии. И тогда смертная казнь будет отменена. Подпиши бумагу — и правительство отпустит с миром домой.

В своих статьях Тибор не раз срывал лицемерную маску с подобных джентри. Он верил, что настанет время — и люди поймут: этот кичащийся своим либерализмом буржуазно-помещичий строй, с его показным прогрессом и «невиданными» гражданскими свободами — всего лишь дымовая завеса, обман, а, по сути, жизнь идет такая же, как и столетие назад.

Да. он боролся с иллюзиями, а сам оказался у них в плену. Через несколько месяцев после окончания гимназии (еще до того, как он устроился на работу в Надьвараде) газета «Непсава» напечатала его заметку о мастере-жестянщике, который так жестоко обращался со своими учениками, что трое из них убежали, а четвертый покончил с собой. Жестянщик обвинил Тибора в клевете и привлек к суду. По ходу следствия судья потребовал предъявить доказательства, подтверждающие, что именно жестокость мастера послужила причиной самоубийства. Кончилось тем, что Тибора обвинили в нарушении закона о печати. Сначала его удивила слепота судей: «Неужели они не видят прямую связь между преступлением и его следствием?» Потом он понял: власть, а значит, и суд — на стороне жестянщика, ведь он, хоть и маленький, но буржуа. Вот и выходит, что марксизм, который четко говорит об этом, — отнюдь не абстрактная теория. Значит, надо серьезно и глубоко взяться за его изучение! И он взялся.