Яков Наумов: Чекистка

Опять тишина…

…На кушетке, забросив руки за голову, в мечтательной позе лежит полураздетый хозяин. Но его лицо злое, ненавидящее.

Рядом юноша с орлиным носом и красивыми соболиными бровями. Он курит, глубоко затягиваясь и рисуя дымом узоры. Это занятие, по-видимому, нравится ему.

— Бросьте хандрить, — говорит он хозяину. Тон у него покровительственный.

В ответ хозяин сердито сопит. «Этот Ольгин — самоуверенный тип. О господи, как он мне надоел и как противен. И откуда такая амбиция? Форменное ничтожество с красивым лицом. «Французик», противный комедиант, — готово сорваться с уст Винокурова. — Пажеский корпус, — передразнивает он в уме ольгинскую манеру разговаривать. — Наобещал, насулил горы, а пока только риск и муки неизвестности».

— Знаете, Ольгин, я не могу больше, не могу. Либо что-то делать, либо закругляться, кончать. Одно из двух: «или пан, или пропал».

— Друг мой, старайтесь ни о чем не думать. Не расстраивайте свое драгоценное здоровье. Рекомендую побольше пить, налегайте на спиритус ректификатис: прекрасное средство от тоски. Это у вас, вероятно, на почве сплина или несварения желудка.

От этих слов Винокуров морщится, как от зубной боли.

— Благодарю за заботу и совет, — говорит Винокуров и тянет руку к граненому стакану. Он пьет большими глотками, захлебывается. Гость тоже поднимает стакан. Ольгин с удовольствием чмокает губами и жмурится, как плотно наевшийся кот. «Сейчас еще замурлыкает», — возмущается про себя хозяин.

— Боже мой, как все надоело, опротивело, — говорит он, ни к кому не обращаясь.

— Жаль, жаль, — отвечает Ольгин.

— Чего жаль? — учитель географии просто задыхается от злости. — Вот возьму и все брошу к чертовой матери. По-моему, там у вас в Москве с ума спятили. Нынче с утра я ходил по вашему предложению на Посадскую. С трудом отыскал хозяина. На вопрос, где Христофор, получил озлобленный ответ: не знаю. А сегодняшний номер? Что это за телеграмма о «подмоченной» бочке? А? Тоже мне конспираторы нашлись. Все делается шиворот-навыворот, специально так, чтобы ищеек на след навести. А губчека, между прочим, не дремлет…

Ольгин внимательно смотрит на собеседника, но ничего не отвечает.

Снова тишина. Каждый занят своими мыслями.

Звонок. Кто бы это, ночью? Собеседники переглядываются. Хозяин встает и нетвердой походкой направляется к двери, чтобы через щель разглядеть непрошеного гостя, а может быть, и гостей. Сердце тревожно щемит.

Нет, один.

А вдруг где-то там, под лестницей, другие?.. Чекисты?..

…На пороге хорошо одетый, интеллигентный человек. У него обворожительная улыбка, открывающая два ряда ослепительно белых зубов, ямочки на щеках и изысканные манеры. Он извиняется за ночное вторжение, делает комплименты хозяйке, хвалит вот эту икону и… ни слова о цели визита.

Винокуров и Ольгин незаметно переглядываются.

— Я из Самары, проездом. Имею для вас, господин Винокуров, привет от Серафима Константиновича, — говорит незнакомец, усаживаясь поудобнее в кресле.

— Он велел устно кланяться или чего-либо рукой начертал?

— И рукой тоже.

Это условности. Они предшествуют предъявлению визитки. Края сошлись. Все в порядке. Все трое облегченно вздыхают.

Наконец-то привет из штаба.

Савинковского посланца принимают с распростертыми объятиями. Дом оживает. Хозяйка и теща суетятся, принимаются за стряпню.

— Маман, лучше достаньте столовое серебро, и идите себе спать, — шепчет дочь.

А в тиши кабинета идет деловая, сугубо доверительная беседа.

— Пожалуйте к столу, — приветливо улыбаясь, приглашает хозяйка.

— О, совсем как в доброе старое время, как будто и нет голодного 1918 года, — говорит приезжий.

За столом беседа не прерывается. Эмиссар внимательно слушает доклад. Отчет самый подробный. Ольгин и Винокуров в ударе. Каждый демонстрирует свою осведомленность, каждый хочет показать себя в лучшем свете.

Приезжий интересуется всем: кадрами подполья, местами хранения оружия, связями в городе, губернии и других городах. Он требует ввести его в курс дела, дальнейших планов городских, губернских и других, известных им филиалов.

— Каждая пядь земли становится опасной, — замечает Винокуров.

— О, это ужасно. Но насколько основательны ваши опасения?

— В Чистопольском уезде провал. Арестован руководитель местной пятерки, поручик.

— Причина провала?

— Пока не установлена.

— Грустно. Нужно выяснить. Кстати, этот арест опасен и для людей в городе. Поручик был с кем-либо связан здесь?