Яков Наумов: Чекистка

Озверевшая толпа, подстрекаемая христолюбивым воинством, убила красноармейцев и сожгла живыми Дмитрия Копко и Лавриновича.

Нет больше Мити — голубоглазого смелого бойца и товарища. Не сохранились даже его останки, которые можно было бы предать земле. Еще несколько молодых жизней были отданы революции во имя ее защиты и победы…

В ответ на зверскую расправу в пятницу 7 июня (25 мая) 1918 года в губернской газете «Знамя революции» было опубликовано сообщение:

«Губернской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией при губернском Совете рабочих, крестьянских и солдатских депутатов расстреляны Богданов А. А. и Нефедов В. А. — бывшие офицеры, участники белогвардейского заговора против Советской власти.

Кое-кому из работников губчека эта мера показалась недостаточной. На очередном заседании губчека слово взял Нюмин. Как всегда, он начинает с демагогического вступления:

— Мы не можем допустить, — говорит он, — чтобы наши передовые товарищи умирали от злодейских, грязных рук наймитов контрреволюции. Причина их гибели — это мещанская идеология кое-кого из руководителей губчека.

— Нюмин, что вы хотите? — ледяным голосом обрывает его Олькеницкий. — Что конкретно предлагаете?

— Я повторяю, гибель наших товарищей — это результат вашего благодушия и либерализма!.. А ведь из-за этого погибли лучшие наши товарищи… Кто же виноват? Вы, — ехидно бросает он в сторону Олькеницкого и Брауде.

— Почему, например, Богданова, который пытался нас взорвать, вы не мотали как следует, не добились от него сведений и адресов всех участников организации? Вместо этого вы его мирно допрашивали, — почти кричит Нюмин. Его глаза становятся прозрачными. — Я скажу прямо, — истерически выкрикивает он, — вы не отделались от мещанской идеологии. Довольно мягкотелости!!! Врагов всех до единого нужно отправить на тот свет. А вы расстреляли двоих и думаете, что спасли революцию…

— Вы снова за свое, — перебивает Нюмина Олькеницкий. Он говорит, словно рубит топором, не глядя на Нюмина: — Ваши слова — дешевая демагогия, рассчитанная не неврастеников, а предлагаемые вами меры — по существу авантюрные. Нет, большевики не пойдут по пути авантюр.

…Около полуночи отряд чекистов, рабочих порохового завода, бойцов интернационального батальона, в общей сложности около 200 человек, отправился в путь. Ноги лошадей обмотаны тряпками, так что топота совсем не слышно. Ехали степью, затем углубились в хвойный лес. Деревни объезжали, сворачивая с дороги. На рассвете лес наполнился веселым птичьим гомоном. Ничто, казалось, не предвещало особых событий. Не доезжая примерно версты до места назначения, спешились. Теперь коней вели под уздцы. Посланные разведчики быстро вернулись. Вместе с ними пришел монастырский послушник. Выяснилось, что настоятель монастыря и все его сиятельные гости успели удрать. Их и след простыл.

Дверь монтеру открыла женщина.

— Проводку проверить, — заявил вошедший.

— Проходите. Свет и тот не могут в порядке держать. — Голос тещи был полон ненависти.

— Маман! — За спиной монтера раздался бархатный голосок, и на пороге показалась хозяйка дома в капоте и шлепанцах. — Не расстраивайтесь, пожалуйста, ведь гражданин механик тут ни при чем.

— А я и говорю про их порядки. Не учи!

Дочь не дала распространяться «вредной старушке», как окрестил ее монтер, и поспешила увести ее из гостиной.

Стройная блондинка провела электромонтера по дому. Комнаты были обыкновенные, ничем не примечательные. Дом как дом. Разве только картин, посуды, икон и мебели много.

— А так — ничего подозрительного. Все нормально, — докладывал монтер.

И еще загадочнее стал особняк.

Дом Винокурова окружен, но из его обитателей никто не знает об этом. По-прежнему светятся щели в голубых ставенках.

Откуда-то издалека доносятся обрывки разговоров, шаги прохожих, топот копыт. А тут все тихо… Показалось? Просто скатился камешек. Тишина… Померещилось? Нет. Слышатся осторожные шаги. Сыплется песок. Кто-то идет. Вот он — силуэт мужчины. Крадется как кошка. Луна, как назло, скрылась за тучами. Снова все погрузилось в мрак. Кто же он?

Мужчина словно замер. Стоит притаившись и чего-то выжидая. «Следят?» Нет. Все спокойно. Стараясь не шуметь, он выходит из укрытия, поднимается по ступенькам. Рука в кармане. Трижды, с паузами, тянет он ручку звонка. На мгновение широкая полоса света ослепляет находящихся снаружи. Дверь захлопнута.