Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля

Петр I был совершенно прав, отдав А. И. Репнина под трибунал после головчинского позора. Аникита Иванович, как известно, отделался разжалованием в рядовые - мера по тем временам очень мягкая, но, вероятно, правильная.

Подполковник Зильтман, имевший от Фридриха I и дипломатическое поручение, сопровождал шведов до Полтавы. История обязана ему точными, надежными и подробными сведениями о положении шведской армии во время русского похода, которые он ежедневно фиксировал в своем дневнике. Кроме Зильтмана при Карле находился также английский капитан Джеффри, последовавший за королем и в Бендеры. Здесь, под Могилевом, к шведам пристали также два венгера лютеранина, один из которых — Даниэль Крман — также оставил после себя мемуары.

Э. Карлссон считает не соответствующим действительности предположение о том, что диверсия Любекера в Ингерманландии являлась составной частью стратегического плана Карла XII. Она, по его мнению, была очередной операцией по вытеснению русских с бывших, шведских территорий.

Так почти у всех шведских историков. Б. Лильегрен сообщает, что в Финляндии Любекер располагал 14-тысячным корпусом

Корволант — легкий подвижной корпус численностью в 11 625 человек, состоявший из десяти батальонов посаженной на коней пехоты (включая семеновцев и преображенцев), десяти драгунских полков и конной артиллерии.

По мнению Э. Карлссона, задача Левенхаупта была отнюдь не из легких. Собирать обоз и армию в разоренных восточных провинциях было делом неблагодарным — не хватало всего: провианта, амуниции, лошадей и кучеров. Генералу пришлось посадить за вожжи 1500 строевых солдат (12% всего корпуса). О том, какую скорость передвижения мог развить корпус, свидетельствуют следующие данные: каждая рота везла 15 запряженных в четверки лошадей обозных повозок и 10 телег провианта!

П. Энглунд пишет, что корпус состоял из 12 500 солдат, 16 пушек и грандиозного обоза в несколько тысяч повозок.

Кстати, такой версии придерживается и Б. Лильегрен.

Б. Лильегрен сообщает, что несколько месяцев спустя после битвы у Лесной под Ригой появился полуторатысячный отряд шведских дезертиров. Беглецы, в особенности офицеры, по распоряжению Карла XII были отданы под трибунал. Судебные дела в отношении некоторых из них велись вплоть до 1712 года.

Вероятно, дело у короля Карла с опытными генералами обстояло плачевно, если он в Полтавском сражении одну из пехотных колони поручит вести тому же А. Лагеркруне.

Позже в Бухаресте Болбот, готовясь к пострижению в монахи, сознается, что все это было намеренной ложью, предназначенной для того, чтобы гетман не изменил своего решения пристать к шведам. Не исключено, что ту же цель преследовал и Войнаровский, сообщив дяде Ивану Степановичу заведомую ложь, ибо никому в русском лагере в тот момент и в голову не приходила мысль о предательстве гетмана.

Убедительную и подробную картину народного сопротивления шведскому вторжению рисует в своем труде «Северная войн Е. В. Тарле. Шведы жестоко обращались и с белорусскими, и с литовскими, и с украинскими крестьянами и фактически не оставляли другого выбора, как бежать из домов или браться за вилы. Шведский капеллан драбантов, а потом и короля Карла, первый его биограф («фельдфебель в рясе» по Е. В. Тарле) Ё. Нурдберг в своей книге о Карле XII всячески оправдывает эти зверства по отношению к мирному населению. Вольтер спрашивал, уж не думает ли... проповедник шведского короля, что «...если украинские крестьяне могли бы повесить крестьян Эстьётланда, завербованных в полки, которые считают себя вправе прийти так издалека, чтобы похищать у них пропитание, их жён и детей, то духовники и капелланы этих украинцев тоже имели бы право благословлять их правосудие?».

Карл Эвальд фон Рённе, курляндский дворянин, барон, служил в шведской, потом в польской армии, перешел на службу к Петру I в звании генерал-майора, потом генерал от кавалерии, в конце службы — генерал-аншеф и первый комендант Санкт-Петербурга. Умер в 1716 году в Польше.

Шведские историки X. Виллиус и Г. Т. Вестин в начале 50-х годов прошлого столетия пришли к неожиданному выводу: дневники участников русского похода и вообще мемуары каропинских офицеров и по форме, и по содержанию, и по тенденциям не отличаются от материалов официальной шведской пропаганды Пипера, Хермелина и Седельма. Все дело в том, что существовал строжайший приказ Карла I запрещавший писать «лишнее» в Швецию. Поэтому и на мемуарах, и на дневниках участников событий лежит печать цензуры. Особенно строгой цензура была в последние годы правления Карла. Кстати, король не гнушался лично проверять частные письма своих подданных