Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

И ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-либо переименовывать, прежде всего моё родное село. Пусть имя моё живёт в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут достойны оставаться в памяти людей.

Не мудрите с надгробием и у меня и Марьи Семёновны, если она последует за мной. После моей смерти должно быть такое же надгробие, что и у Ирины — имя, крест и ничего больше. Пусть эту заботу возьмёт на себя близкий мне человек и сотоварищ по многим таёжным походам Владимир Зеленов, а деньги на надгробье возьмите с моего счёта.(**)

Живите с миром в мире и покоем в душе! Будьте достойны самой жизни, ничего нет её дороже. Храни вас всех Бог!

Ваш вечный отец, дедушка и супруг, Виктором крещённый в овсянской церкви. По бумагам — Астафьев Виктор Петрович

(*)Выделенная фраза дописана Виктором Петровичем после смерти Ирины.

(**)Этот абзац был полностью переписан В. П. Астафьевым после смерти дочери.

9 марта 1989 г. Красноярск. Академгорок

Дорогие мои друзья! Земляки!

Я уже перевалил шестидесятилетний возраст, и настала пора подумать о будущем и дать последние советы и распоряжения относительно себя.

Детям, внукам и родным я написал письмо, но когда не станет меня. они. естественно, будут в горе и им потребуется помощь хотя бы на первых порах.

Прошу похоронить меня в одной ограде с дочерью Ириной в лесу. На сельском закрытом кладбище меня хоронить не надо — толпа любопытных разрушит старое кладбище и затопчет прах моих дорогих односельчан и родственников. Довольно и того, что мы при жизни топтали и топчем друг дружку. На казенное же, городское кладбище я не хочу, оно чужое мне, как чужим всегда был современный город, и всё в нём чужое моему сердцу.

Прошу не ставить надо мной никаких казённых пирамидок со звёздами. Хватит и того, что они при жизни долго жгли мой лоб. Если возможно, поставьте лиственничный крест, такой же, как на маминой могиле, а если ЭТО кому-то покажется неловко и будет смущать людей, не ставьте ничего — пусть кедр растёт неподалёку и будет живым знаком. Или камень с берега Енисея накатите (их много в устье Фонинской речки).

Поменьше слов, друзья мои, поменьше суеты, шума и поминаний всуе. Отнеситесь к моему уходу, как к естественному течению жизни. И, пожалуйста, ничего не переименовывайте, в особенности же деревню, если это взбредёт кому-либо в горячую, догадливую голову. Овсянка была и пусть навеки останется во мне и со мной.

Если властям захочется, чтоб мой деревенский дом сохранился и сделался чем-то вроде пристанища Василия Макаровича Шукшина в Сростках, помогите передать мой дом в ведение краеведческою музея и сделать смотрителем дома кою-то из внуков, если кто-то из них полагает жить в деревне хотя бы в качестве дачника. И пусть музей или какие-то общественные организации положат хоть маленькую зарплату, ибо тех средств, которые останутся после меня внукам, хватит совсем ненадолго.

Гроб с моим телом в казённых домах выставлять не надо. Квартиры вполне достаточно для этого. Ну, а выносить прошу обязательно из деревенского моего дома, открыв ненадолго ворота в родном, бабушкином дворе. Прочтите молитву, кто помнит и знает их и чьи уста не осквернены богохульством. Соседей прошу не отказывать в этой моей просьбе — мало чего осталось от бабушкиного дома и подворья, но для меня дух сё и дедушки всегда витал здесь, а земля такая, которую я топтал и грел босыми ногами.

Будьте дружны между собой, друзья мои! Не давайте волю одиночеству, не позволяйте злу одолеть и замутить вашу душу, стойте твёрдо на родной земле, сопротивляйтесь растлению, которое, как проклятье, с небес опустилось на наш народ.

Пока я буду с вами, пусть играет музыка — (жена и Роман Солнцев знают мои любимые пластинки), и прежде всего пусть звучит «Реквием» Верди со старой, мной заигранной пластинки в исполнении артистов театра Ла Скала

И оркестра под управлением Тосканини: Восьмая неоконченная симфония Шуберта, его же и «Авс Мария»; мелодия Глюка и сонаты Моцарта и Альбинони — всю прекрасную музыку людей мне хотелось бы взять с собой и с вами оставить только всё прекрасное, а главное, надежды на будущую жизнь.

Не пейте много на моих поминках, не доходите до безобразия и потери облика — горюйте достойно и не допускайте недостойных, словоблудных речей надо мною. Коли нечего сказать из сердца — лучше промолчите, поскорбите в себе и не гневите Бога, которого мы и без того прогневили своими делами и пустомельством до того, что нас жестоко наказывают небеса