Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Если единожды солгавший не может не врать, то каково-то остановиться творцам аж двенадцати томов ловко замаскированной кривды!

Инвалид Отечественной войны, писатель Виктор Астафьев

22 августа 1983 г.

Овсянка

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Все твои письма при мне. Ответить абы как мне не хотелось, а на обстоятельное письмо не было ни сил, ни времени. У нас так и не было весны, да и лета тоже, вот только в конце августа распогодилось, но уже ночи холодны, туманы над горами и Енисеем густы. За лето леса, горы и почва опились влагой, выдыхают, что возможно.

Наша жизнь течёт не без перемен — 8 июня не стало моей тётушки Апрони, кончились её земные сроки, в очень тяжёлом состоянии доживает жизнь в Подмосковье тётушка Марьи Семёновны, очень нам дорогой и близкий человек, первой встретившая нас с фронта и хоть маленько обласкавшая («Курица — не птица» — это о ней).

Марья Семёновна недавно летала к ней, заехала к детям. Все они, слав богу, живы и здоровы, только Андрей всё ещё мается с квартирой. Более всего радует людей и радуется жизни Поленька, ей уже 8-й месяц, она пробует ходить и всем приветливо улыбается.

Ну а я в осень, в непогоду, обычно работаю и, поскольку наше лето было почти как осень, я потихоньку да помаленьку влез в роман, причём начал его с третьей книги, уж больно Джеймс Джонс задел меня своим романом "Только позови". Я его читал и всё время раздражённо ёрзал — вам бы, бляди, наши беды и заботы! А мы ведь при всём ужасе и при всех держимордах, при нашей худшей в мире демократии выжили, устояли, а они выдохлись неизвестно от чего, и всё им конституции не хватает! И такие вот хлюпики собираются воевать с нами? Тырятся!?

Я вот и покажу, на что мы способны были, и не только в прошлом. Потенциальные возможности для смертоубийства у нас ещё преогромны, и, главное, мы всё ещё во стократ живучей, мужественней и стойче их при всём нашем нынешнем разброде и крохоборстве.

Избрал я для третьей книги самую простейшую, самую примитивную форму сказа от первого лица, ибо сам материал настолько обширен, страшен и уникален, что не нуждается в дополнительных инъекциях и ухищрениях. Первая и в особенности вторая книги будут по форме сложнее, особенно вторая. Третья книга состоит из четырёх частей. Две я почти уже начерно написал: это около 400 страниц. Работаю, как и в молодости, много и, кажется, сильно, однако восстанавливаюсь уже медленно, вот лишь несколько ночей сплю без снотворного, более или менее уравновесилось давление, оттого что погода сделалась ровнее, суше и лучше, а то садился работать и при плохом давлении, особенно стало мучить нижнее артериальное — ниже 100 бывает редко. Но что же ждать? Молодость и молодая прыть не вернутся уже, а роман хочется сделать. Если буду работать так же, как нынче, за 3-4 года одолею. Материал весь отстоялся, книга в голове выстроилась, дело за временем и чернилами, которые я, кстати, достаю с великим трудом. Надеюсь, что зимой или ближе к весне позову тебя прочесть более или менее прибранную третью книгу под названием «Весёлый солдат», где будет и Чусовой, и все прелести, связанные с ним.

Кстати, любимый город наш бурно отпраздновал своё пятидесятилетие. Мне прислали ворох бумаг и приветствий, и я уж ущипнуть себя был готов — полно! Уж в этом ли городе я жил и угрохал свою молодость? Умеем, по-прежнему умеем пускать себе пыль в глаза, да и не простую, а всё золотистую!

А Марья моя Семёновна вдруг весною затосковала о Чусовом, нос повесила, говорит и говорит каждый день воспоминанья, и я уж сказал ей: «Ну съезди, иного способа от тоски избавиться нет». Но я ещё после тяжёлой болезни хандрил, плохо себя чувствовал, и она не решилась меня оставить, перемаялась, и я ей пообещал, что зимою или весной мы сделаем турне по Уралу и непременно уж посетим родные могилки в Чусовом. Ей ведь только на могилках побывать, и она успокоится.

Два раза (всего!) выезжал я на природу — на водохранилище на катере и на мало-большой Абакан. Это довольно далеко, но реки — Абаканы — спокойнее Амыла, лодки уёмистей, хоть и деревянные, мужики надёжнее. Проехали и повидали многое. Проехали даже стоянку старообрядцев Лыковых. Песков Василий Михайлович сделал очень плохую и тяжкую им услугу, «засветив» этих чистых и святых людей, он вызвал на них стаи стервятников, да и сам, как ни горько это говорить, оказался в роли стервятника — три могилы возле дома Лыковых образовалось, остались дочь и дед, но ребята, мои сопутники, меня утешили — Лыковы собираются, судя по всему, сменить стоянку в четвёртый (!!!) раз и уйти дальше в горы, что могилы эти пусты и сыновья рубят новый стан где-нибудь в новом, ещё более глухом и укромном месте. Вот тебе страсти-то сибирские!