Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Никого более из стариков на свете не осталось, только две тётки и дядя в Сибири. Надо ехать ближе к ним. Одному неуютно и тоскливо жить стало. Раньше спасался от всего работой, сейчас работать не могу, и не я один, вся мне близкая братия ни хрена не пишет и едва ли писать начнёт. Так что лай вдогонку деревенской прозе припоздал, даже и лай никого уже возбудить не может.

Делал я тут статейку о рассказе, где и похвалил «Двухголового», но не додедал, и лежим мы в разных местах — статейка дома, на столе, а я здесь зимогорю.

Собираюсь в марте в столицу вместе с Марией, если получится, позвоню, а пока желаю доброго здоровья тебе и всем твоим старым и малым. Майе поклон отдельный.

Удалось ли тебе подписаться на мой 4-томник? Если нет — я добуду. Правда в Вологде до сих пор ещё не было первого тома, а вышел уже и второй.

Малый наш внук растёт. Мучит и бабушку, и мать, когда и меня норовит достать. Очень живой и крепенький парнишка. Хорошо ест и развивается, а папа евонный где-то гуляет — разошлись родители, ещё один россиянин-безотцовшина растёт дурной травой возле забора.

Ах ты, раз ах ты! Сколько бед и горя на свете!

Обнимаю тебя, здоров будь. Твой Виктор

3 марта 1980 г.

Вологда

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Я и сам давненько собираюсь тебе написать, да всё как-то не сходится писать тому, кому надобно и хочется, время моё разбирают, как солому на корм. Здесь, в больнице, только и сумел плюнуть на всё, проявить характер и несколько дней вообще ничего не делать, а потом поработать на себя — сделал с десяток «затесей». Но я отсюда скоро уйду, и начнётся всё с начала.

Жалоба твоя на провинцию мне как никому, пожалуй, понятна. В Вологде У меня нет никакого общения. Пока мог водку пить, собутыльничать было с кем. А вот уже не могу, да и неинтересно стало, не веселит и водка, и нету собеседника по душе, а трепаться просто так я уж лучше буду со своей Марьей, она в писательских делах собеседник толковый и подвижный.

Всё хотел я, чтоб ты к нам приехал хоть ненадолго, но перемогался-то я с ноября и всю зиму, а полубольной человек — какой собеседник?

Теперь ты в Чусовой собрался (поклонись ему!), а я хочу с Марьей в Москву съездить, «приобщиться», походить по театрам, навестить знакомых и друзей, а то я всё же не оставляю мечты уехать домой, на Родину, а оттуда потакать «культурным потребностям» будет уже сложнее.

Сегодня уже третий день весны, тенькают синицы, солнцем веет, если даже и облачно. Дожили ещё до одной весны и если войны не стрясётся, маленько веселее будет, и кажется — до осени недосягаемо далеко.

Здесь, в больнице, наконец-то прочёл я абрамовский «Дом», и что-то он мне не понравился. Кажется мне, что эта бойко написанная, заранее по местам распределённая книга в противоречии находится и с самим Абрамовым и с «Пряслиными» тоже. Она и по стилю другая, а главное, разрушает уже созданные образы. Так в моём понимании «Две зимы и три лета» и остались вершиной этой большой и неоправданно разбухшей книжищи. Читал и еще кое-что, да всё по обязанности, на предмет рекомендаций, предисловий и просто по просьбе — скучное, неинтересное сплошь чтение. И когда я от него избавлюсь!? А что Серёжу Задереева решил поддержать, очень хорошо. Поклон твоим. Кланяюсь. В. Астафьев

20 марта 1980 г.

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

После больницы мы с Марией Семёновной проделали тот же путь что и ты — в столицы за развлечениями! Поразвлекались недолго, посмотрели несколько спектаклей, балет во Дворце съездов, побывали у нескольких знакомых. Тут всякие интервьюеры и люди, жаждущие критических, юбилейных статей и анкет, узнали, что я есть в столице, попёрли комком на меня, и мы убегли домой, где не совсем здоров малый Витя, а у большого всё ещё руки дрожат.

Совершенно с тобою согласен насчёт Абрамова. Последний роман его «Дом» произвёл на меня удручающее впечатление своей бойкостью стиля, то и дело переходящей в скороговорку, самолюбование. Это можаевский стиль - они не зря дружат — оба самовлюблённы, оба деревни не то чтобы не знают а чувствуют её, как люди давно городские не только по кустюму, но и по душе. При том они так себя любят, что другое что-либо любить уже нет сил и возможностей, вся энергия уходит на себя. Но Фёдор хоть начитан, наблюдателен, а вот Можаев просто глуп и от глупости пребывает в постоянном чувстве самоупоения, этакой рязанской эйфории.

Собрался во Псков капитально, но цивилизация встала на нашем творческом пути — в Перми невестка Ольга попала под машину, идя на работу, изломало её всю, едва живая осталась. Лечу туда в конце месяца — надо чем-то помочь.