Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Маня! Я попробовал клеить, и клей-то мне Лидия Петровна хороший принесла, в тюбике. Да куда там! Весь я измазался, ножницы в плевательницу уронил, руки дрожат, лоб вспотел, раздражился я и скоро устал. Ты уж как-нибудь, по помеченным кускам-клочкам напечатаешь, а что невпопад или не разберёшь — допечатаем где-нибудь.

Ну, держись. А я устал шибко. Ложусь. Целую, Виктор

...Пришло от тебя первое письмо. Слава богу, теперь я в курсе ваших дел.

Артур вчера был у меня, сказал, что по телефону с тобой обо всём перетолковал, и, наверное, правильно сделал, что отговорил. Сколько мучительных хлопот только с билетами! Лучше соберись с духом да отдохни хоть немного после всех этих передряг, которые, если уж наваливаются на нас, то поленницей!..

Ничего. Бывает хуже. У меня от лекарств болит голова, и я почти не могу читать, лежу, думаю. Всё не идёт из головы судьба Марии Егоровны [М. Е. Астафьева, бабушка по отцу, как называл её Виктор Петрович, «бабушка из Сисима». — Сост.] , ибо надумал я в «Царь-рыбу» вставить рассказ о её последних днях, да сие от меня ведь не зависит — думать или не думать, раз пошёл рассказ, значит, пошёл и избавиться от этого можно только написанием его — так вот лишь теперь, столь времени спустя, я полностью осознал весь ужас того человеческого падения и страшной трагедии семьи, которую заканчивали собой Мария Егоровна и Колька...

Что-то зловещее и в то же время закономерное было и есть во всём этом. А я несу «моральный крест» за всех их, Богом мне назначенный. Видимо, так нужно было, чтоб последний отпрыск семьи, первый внук, за всех их мучился памятью, душой и, мучаясь, пересказал их долю, в которой, кажется, все муки нашего народа отразились, как в капле утренней росы отражается свет солнца. Так уж всё банально, так обыденно, так похоже на всё остальное, что и сравнение банальное обретает банальный и оттого особенно трагичный смысл...

Я поправляюсь. Уколы почти все отменили, процедур добавили. Делают лишь глюкозу. Ты, пожалуй, не приезжай, лучше отдохни маленько. Тут ещё ремонт этот несчастный!

Я тоже малость мечтаю уже о починке: сесть бы с удочкой на бережок и подёргать окуней, может, и язь попадётся?! За грибами бы в бору побродить! Рыжики к той поре будут.

Читала ли ты Женину повесть? [Повесть Е. Носова «Шопен, соната номер два». — Сост.] Прочти. Какая сила! Женя становится писателем, с которым на всей Руси некого сейчас сравнить! Нет сейчас другого такого крепкого, убористого и честного писателя, как он да Вася Белов. Нету. Эстеты есть, пёстрые, вроде меня, а таких, цельных и целеустремлённых, — не знаю. Я написал Жене письмо, в котором сравнил его с боксёром Попенченко: уж он если поймает мысль какую, або идею, пока её к канатам не прижмёт, не добьёт до нокаута — не отпустит.

Врачиха у меня суетливо-заботливая, говорит, «через 5—7 днив усе буда добре...» Я говорю: «И домой, до старушки полечу?..» — «Га, там видно будэ!..» Значит, где-то после 1-го я всё же буду дома. А ты не езди, не мучайся., Я всё тут выполняю безропотно, слушаюсь всех, и поскольку настроил себя на лечение и терпение, то уж не так и сиротливо. Третий или четвёртый день уж нет дождя, аппетит налаживается. Я подстригся и побрился. Волосы коротко остриг, а то мыться пока нельзя и голова вся в перхоти.

Соседу моему, Сашку, вырезали гланды, и я всё видел и понял, каково было Викторовне. Жаль, что она курит и не понимает, чего творит — Сашка не курит и покрепче её, а вон сколько дней мается.

Я почитываю книги «Генерал Де Голль» и «Герой нашего времени» — по- переменке и потихоньку. От «Героя...» я по-прежнему в неописуемом восторге, хотя вроде уж знаю его, а «Де Голля» открываю заново. Почти не пишу если не считать маленький кусок в «Такую долгую зиму», но уж не отправляю тебе, сам привезу — спешить некуда.

Лидия Петровна принесла цветы, я дописываю письмо, чтоб с нею отправить. Не беспокойся, постарайся быть умной — новые лёгкие мне все равно не вставят, а эти подлечат. Лечат здорово. Всем поклоны. Андрюшка пусть бережется, а то будет маяться, как я. Книжки и одежонку вышли.

Виктор

6 октября 1974 г.

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

В один день пришли письма от тебя и Вити Потанина. Очень я рад, что всё у вас так хорошо пошло. Я безвылазно сидел в деревне,нога зажила, раскачиваюсь, начинаю работать, собирал боровые плоды, бруснику, удил — хорошо окунёк берёт. Выехал на съезд книголюбов, и в Москве меня подсекла весть о смерти Василия Макаровича Шукшина — земляка моего, которого я сильно любил и гордился им. Вот уж не везёт русским талантам и самородкам в особенности!