Борис Полевой: Полководец

Конев произносит последние фразы строго, безапелляционно.

Все эти ученые люди в нескладных шинелях, реставраторы, работающие над спасением и восстановлением полотен и скульптур, откровенно мечтали и даже не только мечтали, а мысленно уже размещали сокровища галереи в музеях Москвы, Ленинграда, Киева, Минска. Даже спорили при нас между собой, где что лучше смотреться будет. И честно говоря, мы с Крушинским разделяли их взгляды.

- Конечно, казалось бы, справедливо все это забрать, чтобы, как говорят у нас на Вологодчине, тот, кто по шерсть пошел, вернулся бы стриженым. Долг платежом красен, - раздумывает вслух Конев. - Но все это принадлежит не Гитлеру, а немецкому народу. Ведь гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Немецкий народ вечен. Вы что ж, забыли? Правильные, очень правильные слова...

Годы спустя, прочитав решение Советского правительства о возвращении Дрезденской галереи, я вспомнил эти слова Конева. Была возвращена ее хозяину, немецкому народу, и сокровищница саксонских королей, найденная тогда в замурованных подвалах Кёнигштейна. Теперь и коллекция "Зеленого свода" выставлена в Дрездене, в специально реставрированном для нее дворце-музее.

Вспоминая об этом, невольно думаю: как же правильно рассуждал этот дальновидный человек!

У СТЕН БЕРЛИНА

И наконец, маршал Конев в самый острый момент боев за Берлин.

То, о чем мечтали четыре тяжких года все мы, советские люди, свершилось. Армии 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова атаковали Берлин с северо-востока и уже вели бои на его окраинах. Армии 1-го Украинского фронта под командованием И. С. Конева обошли Берлин с юга и готовились атаковать гитлеровскую столицу с запада.

Двадцать третьего апреля я пришел к начальнику штаба фронта генералу И. Е. Петрову и, пользуясь его добрым ко мне отношением, спросил: куда бы мне было лучше поехать сейчас, чтобы подготовить корреспонденцию о решающих боях?

- К Берлину, дорогой мой, именно к Берлину. С юго-запада, разумеется. Рыбалко доложил, что он вышел на Тельтов-канал вот здесь. - Он указал рукой на карте. - Это уже Берлин. Отметьте-ка себе это место. Напишите оттуда корреспонденцию и шикарно задатируйте ее: двадцать третье апреля, восемнадцать ноль-ноль, город Берлин. - Он улыбнулся. - Знаю я повадки вашего брата. Знаком мне этот ваш корреспондентский форс.

Часа через полтора я был уже в городе Тельтов, забитом в ту пору нашей боевой техникой - танками, бронетранспортерами, парками мостовиков с их сложным хозяйством, массивными фермами и понтонами. Все это теснилось на узких улицах незамаскированное, ибо небо было надежно прикрыто нашими истребителями. Немецкая же авиация в тот день действовала только на дорогах.

Очень хотелось поскорее взглянуть на Берлин. Он был рядом, рукой подать, - за Тельтов-каналом. Какой-то командир посоветовал подняться на крышу "небоскреба".

- Небоскреба?

- Ну да, есть тут такой долговязый домина. На самом канале. Там у летчиков пункт наведения. Он у немцев, конечно, на прицеле, этот домина, да сейчас им, видать, не до этого. Опасно, конечно, зато оттуда Берлин как на ладони. До самого центра видно.

Поднялись и мы с корреспондентом "Комсомолки" Сергеем Крушинским. Плоская крыша, пересеченная целой гребенкой труб, а под защитой этих труб устроил пункт наведения командир гвардейского бомбардировочного корпуса. Но и оттуда ничего не было видно. Город тонул в серой весенней мгле, и, лишь когда луне удавалось выглянуть сквозь быстро проносящиеся облака из серого месива туч, ненадолго показывались контуры улиц, подсвеченные заревом пожарищ.

Уже под утро я уснул, завернувшись в какой-то принесенный из здания ковер, а проснулся от суеты, которая вдруг поднялась на крыше. Что такое? Обстрел? Нет. На крыше "небоскреба" появились маршал Конев, командарм Рыбалко и сопровождающие их офицеры. Ясно стало: Конев, по своему обыкновению, организует НП, что называется, на самом пороге Берлина.

- А вы уже здесь? - удивился командующий, поздоровавшись.

Немецкие наблюдатели там, на той стороне канала, вероятно, засекли оживление, наступившее на крыше. Затрещал пулемет. Целый веер пуль полоснул по трубам, завязалась артиллерийская дуэль. Под визг пуль, рикошетировавших о крышу, командующий что-то говорил Рыбалко и другим генералам, что-то показывал им на расстеленной прямо по крыше карте, сердито беседовал по телефону. Словом, работал. А между тем поднявшееся солнце расплавило туман, и в розоватом свете его лучей сверху открылась панорама Берлина - черный канал, липнущие к нему массивные здания завода или склада, а дальше улицы, площади, шпили кирх, руины домов. И все это заволоченное дымом пожаров.