Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Булат Окуджава — московский поэт... О какой-либо требова­тельности поэта к самому себе говорить не представляется воз­можным. Былинный повтор, звон стиха «крепких» символистов, сюсюканье салонных поэтов, рубленый ритм раннего футуризма, тоска кабацкая, приемы фольклора — здесь перемешалось все под­ряд. Добавьте к этому добрую толику любви, портянок и пшенной каши, диковинных «нутряных» ассоциаций, метания туда и обрат­но, «правды-матки» — и рецепт стихов готов. Как в своеобразной поэтической лавочке: товар есть на любой вкус, бери что нравится, может, прихватишь и что с боку висит.

...Дело тут не в одной пестроте, царящей в творческой лабора­тории Окуджавы. Есть беда более злая. Это его стремление и, пожа­луй, умение бередить раны и ранки человеческой души, выискивать в ней крупицы ущербного, слабого, неудовлетворенного... Позволи­тельно ли Окуджаве сегодня спекулировать на этом? Думается, нет! И куда он зовет? Никуда...»

Пройдет всего семь лет, и будут писать подобные заказные ста­тьи о песнях Высоцкого... «Нелояльность» Окуджавы станет приемле­мой, терпимой, и идеологический огонь направят на новую «амораль­ную, блатную, безыдейную и попросту вредную личность» — Влади­мира Высоцкого. Пройдут еще годы, и критики уйдут в небытие, а имена поэтов Окуджавы и Высоцкого будут помнить и их песни — слушать. Да, история все-таки все ставит на свои места.

Через пару лет власти сменили гнев на милость. Сам Окуджа­ва объяснял это так: «После многих лет всяческих гонений на меня, всяческих «придерживаний» появились люди типа Солженицына и других диссидентов, на которых обрушился гнев государства, и на их фоне я показался уже своим. Меня стали пускать за границу, широко печатать».

Высоцкий познакомился с песнями Окуджавы в начале 60-х го­дов: «Вскоре после окончания студии Художественного театра — молодым еще человеком — я услышал пение Окуджавы, по-моему, это было в Ленинграде во время съемок. Его песни произвели на меня удивительное впечатление не только своим содержанием, которое прекрасно, но и тем, что, оказывается, можно в такой вот мане­ре излагать стихи.

И действительно, я считаю его своим крестным отцом, он меня подтолкнул. Я к тому времени много написал стихов и вдруг увидел, что возможно, взяв инструмент, написав ритмическую ос­нову к этим стихам, еще больше усилить воздействие этих сти­хов на зал. Вот так я взял некоторые вещи под рояль, под аккор­деон, потом все как-то выкристаллизировалось и упростилось до гитары».

Возродившийся в стране в конце 50-х годов интерес к гитаре и появление в это же время первых магнитофонов способствовали моментальному распространению авторской песни. «Магнитиздат» стал явлением советской действительности, явлением, уследить за которым и контролировать которое было невозможно. Внушаемые ложные ценности «стакнулась» с ценностями истинными, с истин­ной гуманной сутью вместо показухи неграмотно прочитанных по бумажке речей. Именно на магнитофоне услышал впервые пение Высоцкого и Окуджава. Много лет спустя в интервью он рассказал: «Это было в доме кинорежиссера Швейцера, я услышал его на маг­нитофонной ленте, такой крутой голос пел с хрипотцой под гита­ру песню. По-моему, это была песня Львовского «На Тихорецкую». Мне очень понравилось, я стал спрашивать:

— Кто это, кто это?

— Это Высоцкий, артист.

— Не знаю такого. Что он поет?

— Песню из спектакля.

— Как замечательно!

И так она на меня подействовала, эта манера исполнения, что я под ее впечатлением написал «Мастер Гриша»... А потом мы в ско­ром времени познакомились. У меня есть фото, снятое за кулиса­ми, в антракте, на моем вечере, — Володя тогда пришел ко мне. Он уже сочинял и пел песни, уже года два как писал, — это был при­мерно 1962 год...»

Действительно, в то время Высоцкий часто исполнял ставшую популярной песню поэта и драматурга Михаила Львовского, написаннуюя для его же пьесы «Друг детства».

Выступая в Ленинграде 18 ноября 1967 года, Высоцкий вспо­минал: «Я первую свою песню написал в Ленинграде пять лет тому назад. Ехал однажды в автобусе и увидел — это летом было — впе­реди себя человека. У него была распахнута рубаха и на груди — та­туировка: нарисована была красивая женщина. И внизу было напи­сано: «Люба! Я тебя не забуду!» Потом я написал песню, которая называется «Татуировка», но, правда, вместо Любы для рифмы по­ставил — Валя. Это была первая песня. А потом я постепенно на­чал. Так как я учился тогда играть на гитаре, а чужие песни труд­нее разучивать, — я стал писать свои».