Виктор Бакин - Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Те, кто говорил, что Хрущев был плохой дипломат и негибкий политик, ошибались. Здесь полезно будет вспомнить речь Никиты Хрущева, напечатанную в «Правде» 31-го января 1937 года: «Злодеи троцкисты готовили террористические акты против наших вождей. Падалью смердит от мерзких и низких выродков! Эти убийцы мети­ли в сердце и мозг нашей партии. Они подымали руку на товарища Сталина, они подымали ее против нас всех, против рабочего класса, против трудящихся! Подымая руку против товарища Сталина, они подымали ее против всего лучшего, что имеет человечество, пото­му что Сталин — это надежда, это чаяние, это — маяк всего пере­дового и прогрессивного человечества. Сталин — это наше знамя! Сталин — это наша воля! Сталин — это наша победа!»

И вот теперь «негибкий политик и дипломат» прогнулся до на­оборот, зачитав «секретный» доклад «О культе личности и его по­следствиях». Так началось развенчание Сталина. Для советского на­рода это был шок. В искусстве настала некоторая оттепель после стужи давящего идеологического контроля. Хрущев еще не знал то­гда, что этим выступлением он не только взорвал сталинскую сис­тему, но и подвел мину замедленного действия под все здание со­ветской идеологии.

В тот год, когда Высоцкий был первокурсником, молодые вы­пускники Г. Волчек, Е. Евстигнеев, И. Кваша, Л. Толмачева, О. Та­баков под руководством 29-летнего педагога студии МХАТ и арти­ста Центрального детского театра Олега Ефремова организовали «Студию молодых актеров» и на сцене Школы-студии МХАТ игра­ли пьесу Виктора Розова «Вечно живые». Так рождался театр «Со­временник». Спектакль по пьесе Розова заканчивался серией вопро­сов: «Зачем я живу? Зачем живем мы все? Как мы живем? Как мы будем жить?» Через некоторое время Высоцкий начнет отвечать на эти вопросы в своих песнях.

В литературу, поэзию, театр, кинематограф пришло новое поко­ление художников, поэтов, режиссеров (В. Тендряков, Г. Бакланов, Р. Рождественский, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, В. Аксенов, Ю. Мориц, М. Хуциев, М. Швейцер, Г. Чухрай, В. Розов, А. Володин...). Впоследствии их назовут «шестидесятниками», и они станут гордостью отечественной культуры.

Все четыре года студент Высоцкий очень увлеченно занимал­ся, проводя в студии даже свободные часы. Много времени отда­вал студенческим «капустникам» и всяческим розыгрышам. Обла­дая великолепной фантазией, умением тонко и остро схватить и передать характерные черты окружавших его людей, он стал неиз­менным инициатором всех шутливых приветствий, вечеров отды­ха и тому подобных веселых мероприятий. Сокурсникам запомнил­ся «капустник», сочиненный на втором курсе. Представление шло около двух часов. Здесь были разные виды искусства — и эстрада, и опера, и оперетта... Невозможно было без смеха смотреть бесстраш­ные пародии Владимира на педагогов и на разного рода знамени­тостей, эстрадных певцов (начиная с Армстронга и кончая Утесо­вым) или просто на пресловутых героев американских ковбойских фильмов. Побывав на репетиции одного из «капустников», препо­даватель русской литературы, крупный литературовед Абрам Исаа­кович Белкин сказал: «Вот Высоцкий — настоящий поэт. Вы про­сто этого не знаете...»

Имея в запасе всего несколько слов по-английски, он мог в те­чение получаса имитировать этот язык. Причем так, что однажды слушавший его человек, в совершенстве владеющий английским, сказал: «Ничего не могу понять. Говорит вроде бы все правильно, а смысла нельзя уловить. Очевидно, какой-нибудь диалект». Ректор студии Вениамин Захарович Радомысленский как-то назвал Высоц­кого неисправимым сатириком. Умел Высоцкий посмеяться и над собой. О себе иначе как в шутку говорить не любил.

Очень популярными в студии были рассказы Высоцкого «про соседа Сережу». Существовал ли этот Сережа на самом деле или Вла­димир сам его придумал, никто не знал. «Сосед Сережа» — очень занимательный парень, немножечко дефективный: не выговари­вал половину алфавита. И когда Владимир встречал «Синезу гнуснава-гнуснава», а «встречались» они чуть ли не ежедневно, то полу­чалась очередная замечательная веселая история. Потом появился «Коня» — знаменитый московский голубятник и очень несуразный парень. Колина мать не выговаривала букву «л» и на весь двор, вы­сунувшись из окна, кричала: «Эй, Коня, сходи в магазин, Коня!» Был рассказ о какой-то Шалаве. В общем, что ни жилец — то веселая, то грустная история. Потом, со временем, эти рассказы превратились в забавные житейские миниатюры, созданные по всем законам драма­тургии — с полноценным сюжетом, завязкой, кульминацией и раз­вязкой... Все слушатели хохотали до колик.