Нина Соротокина - Личная жизнь Александра I

К вечеру 17 ноября «болезнь достигла высшей степени своего развития» (Тарасов). Однако Елизавета Алексеевна написала в Петербург Марии Федоровне, что «сегодня… наступило очень решительное улучшение в состоянии здоровья императора». 18 ноября государь впал в забытье, 19 ноября «в десять часов пятьдесят минут испустил последний дух. Императрица закрыла ему глаза и, поддержав челюсть, подвязала платком, потом ушла к себе». Этот последний вздох Александра I описали все авторы «записок», но каждый по-своему, и никто внятно не написал, сколько человек, помимо императрицы, находилось в комнате в момент смерти Александра I.

Похороны такой личности, как русский император, требуют серьезного приготовления — вскрытие, бальзамирование, императрицу надо было удалить из дворца. Князь Волконский подыскал местожительство для Елизаветы Алексеевны. Она не хотела уезжать и сказала Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете со мной мое несчастье, но неужели вы думаете, что меня привязывает одна корона к моему мужу? Я прошу вас не разлучать меня с ним до тех пор, пока есть возможность». После чего никто ее не смел просить, и она оставалась одна в своих комнатах и ходила беспрестанно к телу без свидетелей, но в конце концов была вынуждена покориться.

20 ноября она оставила дворец, переехав в частный дом семьи Шихматовых, где пробыла десять дней. Отрывок из письма неизвестного лица из семьи Шихматовых матери: «Сего дня 18-го поутру прислал князь Волконский к моему зятю просить, чтобы он приготовил свой дом на случай всеобщего несчастья для императрицы, которую они располагали перевезти к нам…»

В том, что Волконский искал жилье для императрицы за день до смерти мужа, Барятинский видит одно из доказательств не смерти, а ухода императора. Как можно при живом человеке делать подобные приготовления? Тем более что в одном из дневников-свидетельств написано, что императору стало лучше? А вот с точки зрения Барятинского, еще одно доказательство: письмо Елизаветы Алексеевны матери, маркграфине Баденской, от «решающего» 11 ноября: «Где убежище в этой жизни? Когда вы думаете, что все устроили к лучшему и можете вкусить этого лучшего, является неожиданное испытание, которое отнимает от вас возможность насладиться окружающим…» Барятинский считает, что «неожиданное испытание» — это уход императора. Может быть, когда ты плотно «в материале», прочувствовал все до мелочи, каждый факт имеет особый смысл, но, на мой взгляд, здесь «неожиданное испытание» — всего лишь болезнь мужа.

Но помечтаем, представим себе, как все могло быть. Наверное, и раньше Александр говорил жене, что собирается оставить трон, но никогда не говорил так ясно, не те у них были отношения, а на этот раз все точки на «i» были поставлены. Он уходит с политической арены, вместо него похоронят другого. Что должна была испытать Елизавета Алексеевна? Если он сообщил свою тайну жене, то, наверное, они обсуждали их будущее. Предположим, что он предложил императрице выбор — последовать за ним или остаться в России вдовствующей императрицей. Разумеется, при всем желании она не могла выбрать первый вариант. Она была хранительницей тайны, это обязывало к определенному поведению. Разве что потом, когда страсти утихнут, она попросит отпустить ее к матери, и ей позволят уехать… А уж из Германии все пути открыты. Но куда открыты эти пути? Вряд ли Елизавету Алексеевну устроила бы жизнь в худой избе при казенном Краснореченском винокуренном заводе, а именно там жил таинственный Федор Кузьмич. Но почему обязательно Сибирь? Может, император Александр осел где-нибудь на берегах Рейна, как мечталось в молодости, или вообще уехал в Америку, уж там и вместе с супругой можно было бы затеряться. Замечательный сюжет для нашего кинематографа!

Как уже говорилось, Елизавета Алексеевна перестала вести дневник после 11 ноября. Можно предположить, что он просто был уничтожен. Барятинский предполагает, что эта часть дневника, равно как и записки матери Марии Федоровны, касающиеся этого периода, были уничтожены Николаем I. Романовы желали сохранить тайну смерти Александра I.

Вот письма Елизаветы Алексеевны, написанные после смерти мужа.

19 ноября, письмо матери: «Я самое несчастное создание на земле. Я хотела сказать Вам только, что я еще существую после потери этого ангела, который, несмотря на измучившую его болезнь, всегда находил для меня благосклонную улыбку или взгляд, даже когда он никого не узнавал. О, матушка, матушка! Как я несчастна, как Вы будете страдать вместе со мной! Боже, какая судьба! Я подавлена горем, я не понимаю самое себя, я не понимаю своей судьбы, словом — я очень несчастна…»