Нина Соротокина - Личная жизнь Александра I

Надо отдать должное демократизму комитета, первую скрипку в нем играл вовсе не император. Но Александр умел слушать. Екатерина Великая «Наказ» написала, но не дала России строгой системы управления. Комитет решил вначале изучить состояние дел в государстве, а потом заняться усовершенствованием центрального управления. Екатерининский Государственный совет собирался от случая к случаю, поэтому он был упразднен. Для начала вместо него создан Непременный совет — постоянное учреждение из двенадцати человек. Совет делился на департаменты. Коллегии были преобразованы в восемь министерств. Новым в этом преобразовании было единоличное, а не коллегиальное управление, было кому отвечать за плохую работу. Чарторыйский стал министром иностранных дел, Павлу Строганову были поручены дела внутренние.

Александр считал необходимым продолжить дело Павла — уравнять сословия перед законом. Указом от 12 декабря 1801 года купцам, мещанам и казенным крестьянам разрешалось покупать земли без крепостных. Рушилась монополия дворянства на владение землей. Дворянство было обижено не только этим законом. При воцарении Александр оно ожидало от него обычных подарков — крестьян с землями.

Ведь обещал же государь, что «все будет как при бабушке», а Екатерина делала всю жизнь очень щедрые подарки. Но Александр не подарил в личное пользование ни одного казенного крестьянина.

Конечно, на комитете обсуждался вопрос об отмене крепостного права, только не знали, как это сделать. Недаром Пушкин говорил, что в России главный либерал — сам царь, а вот окружение весьма консервативное. Не только «дремучие крепостники», но и светлые головы (Карамзин, Державин) были против отмены крепостничества, боялись бунта.

Интересны рассуждения Павла Строганова: «В вопросе об освобождении крестьян заинтересованы два элемента — народ и дворянство; неудовольствие и волнение относятся, очевидно, не к народу. Что же такое наше дворянство? Каков его состав? Каков дух его? Дворянство состоит у нас из известного числа людей, которые сделались дворянами только при помощи службы, которые не получили никакого воспитания и все мысли которых направлены только на преклонение перед властью императора. Ни право, ни справедливость — ничто не может породить в них даже идеи о самомалейшем сопротивлении. Это класс общества самый невежественный, самый презренный, по духу своему самый тупой». Во как! Это было сказано прямо в глаза императору.

Ремарка автора: в XIX веке разумным и наиболее либеральным было обычно начало правления, а у нас — его конец, перед новыми выборами. Здесь и реформы, и послабления в режиме, и возможность критиковать самую вершину, острие айсберга. Официально разрешено не соглашаться и ругаться. Даже ТВ открыло свое окно, вернее, прорубило некую щель для сквозняка. Стали говорить — думай, советуй, высказывай свое мнение! Выбрали очередного царя, экран расправился, щель замазали, и опять у людей одна возможность — только славить и благодарить.

Мы в конце 80-х были уверены, что нам нужно только слово правды. Если мы сможем говорить правду, то советский мир сразу рухнет. Он и рухнул, но вовсе не от тех «слов правды», на которые мы так рассчитывали, а по законам экономики. Но на тощей нашей земле вырос такой бурьян, что полезных ростков просто не рассмотреть. А словом правды в конце правления хоть захлебнись, наверху тебя просто не услышат.

Наиболее серьезные преобразования Александра были сделаны в системе просвещения. Созданы четыре типа училищ (приходские, уездные, гимназии и университеты). Новые университеты были открыты в Казани и Харькове, Царскосельский и Демидовский (в Ярославле) лицеи тоже открыты на правах университета. Александр сделал еще много полезных дел, всех не перечислишь, но мне хочется сказать пару слов об основании 16 мая 1802 года по рескрипту Александра «Императорского Человеколюбивого филантропического общества для вспомоществования истинно бедным». Общество обеспечивало «истинно бедных» бесплатной медицинской помощью, бесплатной юридической помощью. За время правления Александра этим обществом было основано десять богоугодных заведений, и что меня особенно трогает — «в круг действий общества входило также поощрение недостаточных литераторов, художников и пр.». Двести лет назад уже заботились о «недостаточных литераторах» — это очень показательно. (А сейчас все литераторы стали «недостаточными». Профессия превратилась в хобби.)