Николай Попель: Впереди - Берлин !

Прошло три года войны. Теперь мне предстояла встреча со старым боевым товарищем. Многое может забыться, растаять в памяти, но никогда не забывается дружба тех, кого сроднила тяжкая беда сорок первого.

Когда из-за стола поднялся высокий плотный блондин, глаза которого скрывались за большими очками, я не сразу узнал в генерале своего друга. Но на его губах засветилась застенчивая улыбка, и прежний, скромный, удивительно сдержанный Николай Пухов предстал перед нами. Он дружелюбно пожал руку Катукову, задержал подольше мою ладонь в своей и вдруг схватил меня в объятия.

- Царица полей, матушка пехота, рада видеть вас в доме своем, братцы танкисты. Нужда есть!

- Что за нужда? - насторожился Катуков.

Николай Павлович попросил помочь машинами - перебросить к Висле дивизию пехоты.

- Все меры примем. Сразу дивизию не поднимем, а на полк наверняка дадим.

Стрелки часов показывали три ночи: уже два часа, скрываясь в кромешной тьме, пробираются танковые колонны генерала Гетмана в Лежайские леса - район сосредоточения нашей армии.

- Через сутки будем на Висле!

- Раньше директивного срока, Михаил Ефимович?

- Военный совет Первой танковой решил не задерживать передовые отряды до сосредоточения главных сил, а двинуть их прямо на Вислу.

Пухов сразу оценил дерзость и новизну замысла танкистов.

- Ну, желаю удачи! - простился он. - До встречи за Вислой.

Мы торопились возвратиться в свой штаб, где нетерпеливо ждали донесений.

Катуков молчал, сидя в излюбленной позе - подвернув под себя левую ногу. Выкурив третью трофейную сигару, он вдруг вскочил, подбежал к пожилому усачу-часовому, стоявшему у палатки, и начал набивать ему карманы дорогими сигарами.

- Кури, друг, на здоровье! Кури сам и других угощай. Раздали всем, а про роту охраны чуть не забыли! А мне, знаешь, дружище, дай-ка махорочки.

Именно в тот момент, когда командующий наслаждался затяжками махорочного дыма, ему передали донесение от командира мотоциклетного полка майора В.Н. Мусатова.

Быстро пробежав глазами сухие строчки уставного донесения, Михаил Ефимович, улыбнувшись, прочел вслух:

- Подошел к Висле в районе Баранува. Огнем противника остановлен. Паром и переправочные средства отсутствуют. С помощью местных жителей установлено: глубина реки не позволяет переправлять танки вброд.

Обрадовали успешные действия мотоциклетчиков, но последние слова вызывали тревогу. Шалин достал небольшой полевой блокнотик - уже потрепанный, с загнутыми углами. Катуков с трудом дождался, пока пальцы Шалина отыщут нужную страницу.

- Ну, что записано в твоем справочнике?

- Речонка дай боже: глубина до четырех метров, ширина до трехсот. Берега болотистые, топкие, укреплены дамбами. Мостов, кроме Сандомирских, не значится, паромы в Барануве и Тарнобжеге. Но в Барануве Мусатов ничего не обнаружил, а в Тарнобжеге противник остановил Гетмана.

Внесли второе донесение от Мусатова. Подполковник просил прикрытия и радировал, что истребители противника на бреющем полете сжигают все, что попадает в поле зрения, взяли под контроль дороги, а нашей авиации не видно.

- Кириллыч, ты езжай к Мусатову, а я буду докладывать командованию фронта. Сам сегодня не видел штурмовиков.

Или аэродромы отстали, или на другом участке их задействовали. Пять армий идут в наступление! А без прикрытия нам туговато будет. Да, - кинул Катуков мне вдогонку, - не забудь Рязанова. Больно скромен, но дело знает. На Буге такую дымовую завесу от "мессеров" поставил, что не только они, но и мы сами себя с трудом находили. К вечеру подъеду к тебе, а пока побываю у Бойко.

Бригада подполковника И. Н. Бойко еще стояла в резерве.

- Думаю поставить его в Кольбушево: шесть дорог сходятся. Не может быть, чтоб немцы не попытали счастья отрезать нас.

Я простился, отправился с Журавлевым и начальником химической службы армии полковником В.И. Рязановым на переправу и через час лично убедился в невозможности движения по главным магистралям. Дороги пересекались десятками мелких речек и ручейков, болота подходили почти к самым обочинам. Пытаясь задержать нашу армию хоть на несколько часов, немецкое командование непрерывно посылало на мосты и дефиле - узкие места - авиацию.

Создались пробки. Над дорогой комариной стаей плясали остроносые тела истребителей Me 110, норовили угодить в автоколонну бомбами или с бреющего полета ужалить из пушек и пулеметов. За "мессершмиттами" со страшным ревом летели "юнкерсы" - тупорылые, короткокрылые - и бомбили неподвижные мишени на дорогах полным комплектом фугасок. Где-то впереди столбы пламени пожирали драгоценное горючее. Иногда раздавался страшный взрыв: к фронту не дошла еще одна полуторка с боеприпасами.