Начало гражданской войны.

Донесение уполномоченного кубанского краевого правительства при Всевеликом войске Донском от 29 июня 1918 г., № 51.

Герцог Лейхтенбергский — генерал-майор, бывший командир 4 казачьего полка, служил в Преображенском полку. Полковник Кунаков — казак, бывший жандармский офицер.

Письмо ген. Краснова к Вильгельму напечатано в ст. Краснова «Всевеликое войско Донское», помещенной в этой же книге (стр. 142–144); поэтому мы выпускаем его изложение из текста настоящей статьи. Ред.

Из книги «Четыре разгрома». Перев. с латышского. Ред.

Точнее следовало бы сказать: «части кадетской партии». Основное ядро кадетов, в том числе и все члены «Союза возрождения России», было «антантофильским». Ред.

Десант в Архангельске был высажен лишь 2 августа, притом не французами, а англичанами. Ред.

Из книги ген. К.В. Сахарова «Белая Сибирь». Мюнхен, 1923. Автор — ярый монархист, один из боевых генералов царской армии. После Октябрьского переворота он в Астрахани при Советской власти просидел полгода в тюрьме, но затем снова оказался на свободе и, пробравшись в Сибирь, вступил в ряды колчаковской армии.

Его книга любопытна не только собранным в ней фактическим материалом, но и тем, что рисует яркими красками отношение наших крайних реакционных кругов к более «левым» белогвардейским группировкам и дает, таким образом, ценный материал для изучения классовой борьбы в период гражданской войны. Автор чужд увлечения антантовской «демократией» и потому не считает нужным скрывать, что интервенция союзников принесла огромный вред «русскому делу». С этой точки зрения автору видно гораздо яснее, чем «левым» белогвардейцам, что союзные интервенты стремились лишь использовать Россию ради своих империалистических целей, и он без утайки описывает те их подвиги грабежа и насилия, о которых стыдливо умалчивают «демократические» сторонники интервенции. В этом отношении любопытно описание разграбления русского государственного имущества прославленным чехо-словацким корпусом.

В интересах связности изложения, мы приводим здесь целиком главу из названной книги, посвященную истории чехо-словацкого корпуса в царской, советской и белогвардейской России вплоть до его эвакуации в 1920 г., хотя только начало этой истории относится к тому периоду, которому посвящен настоящий том. Составитель.

О методах этой «борьбы за демократию» можно судить по нижеследующей выдержке из той же книги Сахарова «Белая Сибирь», где речь идет о путешествии автора по территории учредиловцев, после бегства его из Советской России:

«Из Уральска я отправился автомобилем в Бузулук, чтобы оттуда проехать через Самару в Уфу, в новый главный штаб, для получения назначения.

Путь до Бузулука, сам этот городок самарских черноземных степей, дальше тряский вагон до Самары, набитый пассажирами так, что в четырехместном купе нас уплотнилось десять человек, — все дышало какой-то сумятицей, взволнованностью, неуверенностью. Крестьяне бузулуцкого большого села Марьевки, где мы остановились на ночлег из-за поломки автомобиля, жаловались мне на чехов и на новое правительство учредителей за то, что те произвели жестокую экзекуцию этого села.

— Вишь ты, ваше благородье, или как тебя называть, не знаем, у нас некоторые горлотяпы отказались итти в солдаты, ну, к примеру, как большевики они. А мы ничего, мы миром решили итти. Скажем так: пол-села, чтобы итти в солдаты, а пол-села против того.

— Пришли эт-то две роты чехов и всех перепороли без разбору, правого и виноватого. Что ж, это порядо-ок?

— Да еще как-то пороли! Смехота! Виновных-то, самых большевиков, не тронули, а которых, хорошие мужики, перепороли. Вон дядя Филипп сидит, сидеть не может, а у него два сына в солдаты в народную армию ушли.

Крестьяне сочувственно и безобидно засмеялись, а дядя Филипп неловко заерзал на лавке.

— Что ж, барин, и когда конец будет этому? Кто порядок-то установит? — обратился ко мне с вопросом старый крестьянин в армяке и лаптях. Все сдвинулись ближе.

Я старался объяснить им, что теперь порядок можно установить только самим нам, всем сообща, покончив с большевиками. Слушали крестьяне молча, а в конце дядя Филипп ответил за всех:

— Эх, не то, барин, — нам бы какая власть ни была, — все равно, только бы справедливая была, да порядок бы установила. Да чтобы землю за нами оставили. Если бы землю-то нам дали, мы бы все на царя согласились.