Память весьма прихотлива и может сочинить даже то, чего не было. А уж преобразить то, что было, до неузнаваемости — запросто.
Кухарка, служившая у родителей Романа Осиповича Якобсона [50] Якобсон Роман Осипович (1896–1982) — лингвист, литературовед, публикатор Маяковского, мемуарист; один из основателей Московского, Пражского и Нью-Йоркского лингвистических кружков; с 1921 сотрудник советского постпредства в Чехословакии; в 1949–1967 преподавал в Гарвардском университете, с 1957 в Массачусетском Технологическом институте (США); в Москве жил на 4-м этаже дома 3/6 по Лубянскому проезду, свел Маяковского с Ю. Я. Бальшиным (см.); упомянут Маяковским в стихотворении «Товарищу Нетте. Пароходу и человеку» (1926).
, когда они жили в доме 3/6 по Лубянскому проезду на третьем этаже, и оставшаяся после них в той же квартире, через четверть века рассказывала Роману Осиповичу, как в последний раз видела Маяковского. Услыхав, что он покончил с собой, она рванулась наверх, в его комнату. Ей сказали: «Не ходи туда, там ГПУ!» Заметьте: милиционер, следователи, Агранов появились после врачей, подтвердивших смерть. Но Надя (Надежда Алексеевна Гаврилова [51] Гаврилова Надежда Алексеевна — домашняя хозяйка, в доме 3/6 по Лубянскому проезду жила с 1907; была кухаркой у родителей P. O. Якобсона, живших там же на 3-м этаже; помогала Маяковскому по хозяйству; последний раз видела его 13 апреля 1930.
) не испугалась. «Кто мне помешает, — говорила она Якобсону, — Владимир Владимирович кончается». И она добежала и увидела:
— Лежит страшный и ревет как лев.
(Кстати, 16 апреля 1930 года на допросе H. A. Гаврилова показала, что 14 апреля, в день смерти Маяковского, его не видела.)
Те, кто заходил или только заглядывал в комнату Маяковского, заставали его распростертым на полу, и выходило, что, падая посреди крохотной комнаты, он должен был еще и покалечиться. Валентин Петрович Катаев [52] Катаев Валентин Петрович (1897–1986) — писатель; на его квартире накануне самоубийства, в ночь с 13 на 14 апреля 1930, Маяковский исступленно объяснялся с В. В. Полонской; брат писателя Е. П. Петрова; автор книги «Трава забвенья» (1964–1967), в свободной беллетристической манере рассказывающей об этой ночи.
, пришедший проститься с Маяковским в Клуб писателей, где выставили гроб, вспоминает синяк во всё лицо, поэт Борис Лихарев [53] Лихарев Борис Михайлович (1906–1962) — ленинградский поэт, разглядевший ссадины на скуле Маяковского после вскрытия черепа и снятия двух масок.
— разбитую левую скулу, формовщик, снимавший посмертную маску, — сломанный нос. Но все эти приметы позднейшего происхождения. Маяковский не мог допустить, чтобы его лицо было обезображено. Поэтому и стрелял не в голову, а в сердце. А чтобы погасить удар в грудь, должен был перед выстрелом присесть или прилечь.
…Наклонившись над покойным, Денисовский инстинктивно дернулся что-то поправить, но Агранов его остановил. Сказал: ничего трогать не надо. И все-таки Николай Федорович успел прикоснулся к телу и почувствовал, как и Лавут, что оно еще было теплым.
Если начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Гендин забрал пистолет «Маузер», из которого стрелялся Маяковский, то начальнику Секретного отдела Агранову досталось предсмертное письмо-завещание. Он взял его и вышел в переднюю. Жестом позвал Асеева и Катаняна в квартиру напротив. Там какая-то женщина открыла им свою комнату. Они сели за обеденный стол, и Агранов прочитал письмо вслух.
Оно было озаглавлено: «Всем».
Словечко это — лишь часть патетического обращения «Всем! Всем! Всем!», которым предварялось, в частности, переданное радиостанцией «Авроры» в 10 часов утра 25 октября 1917 года воззвание «К гражданам России», сообщавшее, что Временное правительство низложено и на очереди немедленное предложение воюющим странам демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством и создание Советского правительства. Воззвание было составлено В. И. Лениным. И Маяковский писал о Ленине:
Ой
взвешивал
мир
в течение ночи,
а утром:
— Всем!
Всем!
Всем это…
Ну, «Всем», так «Всем».
И что же Маяковский сообщает этим «Всем»?
«В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил».
Начало первой фразы — обычный для предсмертных писем зачин. В поэме Маяковского «Про это» записка самоубийцы прочитывается именно так:
Читать дальше