Михаил Колесников - Последние грозы

Из морской глубины выкатилось малиновое солнце.

Мокроусов встал за руль и взял курс на берег, в бухточку возле Капсихора, Судак остался в стороне.

Десантники приготовились к бою: выкатили на палубу пулеметы, разложили гранаты. Больше всех волновался Папанин: отвечал за миллион царских рублей, полученных для нужд Повстанческой армии. По лицу Мокроусова трудно было понять, что он испытывает. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен в одну точку. Берег все ближе, ближе, вздыбились скалы, поднялись горы.

Алексей понимал: через несколько минут все решится! Вот так, средь бела дня, одиннадцать краснофлотцев устремляются к неизбежному, возможно, в самое расположение береговой охраны врангелевцев… Обратно хода нет — на этой посудине не уйти от преследования, да и некуда…

Григорий Кулиш заметил фигуры на берегу. Они стояли на скале и следили за приближающимся «Гаджибеем».

Но Мокроусов оставался невозмутим: должно быть, местные жители… Охрана вела бы себя несколько по-иному. Он издали заметил узкое ущелье. При любых обстоятельствах только оно может укрыть их: в ущелье беляки не посмеют сунуться! Он направил катер к ущелью. Когда подошли вплотную, послал на берег разведчиков. Отправились Алейников и Курган. Вскоре они подали условленный сигнал: противника нет!

Имущество и боеприпасы выгрузили быстро. И хотя смертельно устали, двинулись по ущелью. Выставили заградительный пост.

— Отдыхать! — распорядился Алексей. — Ефимов и Григорьев пойдут со мной…

Они разделись догола, поднялись на палубу катера. Мокроусов отвел «Гаджибей» от берега на глубокое место и затопил катер. И все же Алексей понял, что допустил просчет: у входа в ущелье стояли крестьяне и разглядывали голых моряков, совершенно безоружных. А может быть, любовались гигантом Григорьевым, который мог легко расшвырять их всех.

Дедок с ясными, голубыми глазами снял порыжевший от солнца брыль, спросил:

— Чи белые, чи красные? Та, мабуть, красные, раз следы заметают. Вот я и думаю: отчаянные ребята! Нас не опасайтесь, мы свои, — закончил он благодушно.

— А мы и не опасаемся, — сказал Григорьев весело. — Оглянись, дед, что у тебя за спиной?

Дед проворно обернулся и увидел десантников с гранатами и винтовками.

— Ей-богу, красные! — обрадовался дед. — Вы прямо оттуда? Ладно, потом. Сейчас хлопчики принесут молочка, хлебца, винограда. Да и кое-что для сугреву найдется…

Вскоре появилась еда, которую принесли хлопчики в глечиках и кошелках.

В неведомый и трудный путь выступили ночью. За ночь должны были пройти наиболее опасный участок вдоль главной гряды, по южному склону Караби-яйлы за горы Демерджи, где начинались дубовые и буковые леса. Выходить на дорогу и к берегу не отваживались. Бородатый крестьянин, согласившийся отвести к партизанам, вел их по тропам, известным ему одному. Он знал, где могут быть засады, и обходил такие места далеко стороной. Очень часто приходилось подталкивать подводы, чуть ли не на руках выносить их на более пологий склон. Продвигались бесшумно. Бородатый объяснил, что можно было бы идти через само плато Караби, но пришлось бы делать большой крюк, и, кроме того, Караби-яйла напоминает лысую голову — ни деревца, ни кустика. Им необходимо нырнуть в лес у горы Демерджи, а потом на следующую ночь незаметно пересечь очень оживленный в утренние и дневные часы Ангарский перевал.

Судьба отряда во многом зависела от этого бородатого крестьянина — добровольного проводника. Когда забрезжил рассвет, они увидели иззубренную вершину Демерджи и вскоре вошли в лес. Поднявшись на гору, можно было бы увидеть внизу, у самого моря, Алушту. Но Мокроусова больше интересовало шоссе, пересекающее главную гряду. Это шоссе, соединяющее Симферополь и Алушту, проходило между горными массивами Демерджи и Чатыр-Даг. Заветная гора Чатыр-Даг, на северо-западных склонах которой находился партизанский штаб. А может быть, и штаба уже нет…

Шли они к Николаю Бабахану. Считалось, будто он и есть главный партизанский начальник, по сути — главком.

В Харькове знали, что Бабахан против регулярной Повстанческой армии, он считал, что налеты нужно делать небольшими группами и сразу же уходить в горы.

Все это не нравилось Мокроусову. Догадывался: придется на первых же порах столкнуться с человеком, который уже широко известен в этих краях, которым восхищаются после каждого смелого налета. И на свою призрачную славу Бабахан не позволит посягать никому. Он тут полновластный хозяин, воюет, рискует жизнью, и вот приходит некто Мокроусов и заявляет: я назначен главкомом Повстанческой армии, а вы можете оставаться моим заместителем!