Борис Привалов: Сказ про Игната-Хитрого Солдата

Дурында свернул в лес, а коротышка, помахивая фонарём, двинулся дальше.

Игнат затаился, долго глядел вслед удаляющемуся светлому пятну.

Затихли в лесу могучие шаги Дурынды.

"Куда ж двинулись лиходеи? - задумался Игнат. - Не иначе тут лагерь у них..."

Солдат отвязал сапоги с железного посоха, надел их на ноги, пошевелил пальцами:

- Ну, самоходы, ать-два!

Игнат зашагал в ту сторону, куда скрылся коротышка с фонарём.

Через некоторое время справа от дороги, в лесу, услышал он какой-то неясный шум, голоса.

Осторожно пробираясь сквозь кусты, Игнат вышел на тропу, а она вывела его на большую поляну. На дальнем конце поляны пылали факелы, освещая небольшой шатёр.

Громко ржали лошади, раздавались крики челяди. В отдалении, за стеной деревьев, пылали два больших костра.

- Ого-го! - обрадовался Игнат. - Сон, кажется, в руку: найдётся и мне тут что-нибудь на зубок!

Стараясь всё время быть в густой тени деревьев, он пошёл вокруг поляны, подбираясь к шатру.

Возле шатра на коврах и подушках возлежал большой толстый человек в богатом кафтане и сафьяновых расшитых сапожках. В ногах у него блестело соболье одеяло - чтобы прикрыться в случае тумана.

Но не дорогое убранство удивило Игната: у толстяка на груди полотенцем висела светлая борода.

Она упиралась в толстый круглый живот, который нылезал из кафтана, как тесто из опары.

- Растил барин бороду на посмешище городу, - пробормотал Игнат. - Вот чудеса-то: я таких бород давненько не видывал! А брюхо-то нажевал боярин! За целую роту небось ест и пьёт! Рот до ушей, хоть завязки пришей! Чудно!

На пальцах княжеской руки играли, искрились в неверном свете факелов кольца с камнями-самоцветами.

"Князь Данила! Сельцо - за кольцо! - припомнились Игнату слова бобыля Савелия. - Эх, сковать бы из тех колец цепь, да князя на неё!"

Из-за шатра вышел коротышка-конокрад, поклонился.

- Где был? - спросил князь.

- За охотничками присматривал, князь-отец, - доставая лбом до подушки поклонился коротышка. - Будет завтра дичина, Данила Михайлович, непременно к столу будет.

"Ого, сам Данила Стоеросов! - обрадовался подтверждению своей догадки Игнат. - На ночную прохладу глядя, вылез остудиться! Вот так оказия!"

Рядом с князем валялся на ковре бритый мужчина неопределённых годов не то чтобы толстый, а весь пухлый, будто налитой жиром. Щёчки его набрякли, как воск на свече, которая только-только начала оплывать. Толстые бледные губы болтались - казалось, что он запихал в рот блин, да не мог его проглотить, и края блина так и остались висеть наружу. Когда бритый поднимал свою пухлую руку, чтобы взять ковш с вином, то рука просвечивала розово, сквозилась жирком.

- Наш род, род бояр Голянских, всегда славен был конями, - пришлёпывая при каждом слове губами-блинами, вяло молвил пухлый барин. - Тебе, князь, вестимо, из каких конюшен был игреневой масти жеребец царя-батюшки Алексея Михайловича?

- Неужто из твоих, из голянских? - равнодушно спросил Стоеросов.

- Истинно, князь, истинно! - захлебнулся радостным смехом пухлый барин. - Конь, что ты у меня купить хочешь, из того же рода. Если его из Болотного края увести да в столицу доставить, большие деньги взять можно.

- Я тебя, боярин, не неволю, - сказал князь, - продавай кому хочешь.

- Уговор дороже денег, князюшка, - зашлёпал губами Голянский. - Раз я тебе слово дал, то сдержу, хоть себе в убыток...

Слуги сменили факелы, принесли свечи.

Игнат всё прикидывал и примеривал, как бы ему половчее выйти к шатру, на свет.

Голянский начал хвастать, как его любит какой-то граф Темитов и как могущественный граф шагу без него ступить не может.

А потом князь Данила начал вздыхать о прошлом:

- Да, были времена... ох! Вот прежде... ох! При царе Алексее Михайловиче...

Пламя свечей не колыхалось в тихом воздухе. Только когда слуги по команде коротышки расстелили на ковре скатерть, то все лепестки пламени сразу метнулись в сторону, легли, чуть не погасли.

Голянский, испугавшись рывка пламени, тоже было дёрнулся, сполз в сторону.

- Не бойся, боярин! - лениво проговорил князь. - Я слышал, твой граф Темитов трусов не балует.

- Я, князюшко, никогда ничего не боюсь, - зашлёпал губами Голянский. Вчера, когда к тебе ехал ночью по лесу, на меня набросилось сто волов! Я схватил кнут - раз, два, три! - всех разогнал. Один меня даже успел поцарапать - вот след на руке, видишь?

Голянский показал свою розовую, словно из сала слепленную ладошку.

- У нас-то, гостюшко дорогой, почитай, и во всей округе ста волков не наберётся, - с поклоном молвил коротышка-конокрад.