Юрий Пантелеев - Полвека на флоте (со страницами)

Фашисты выслеживали наши дозоры, поджидали их в ледяных торосах. Двое наших бойцов А. Епихин и Н. Вихров попали в такую засаду. Численный перевес был на стороне немцев. Матросы вступили в неравный бой, бились до последнего патрона, до последней гранаты, а потом пустили в ход ножи. Высланная нами с дамбы поддержка опоздала: на льду лежали бездыханные тела двух наших товарищей, а поблизости — десяток мертвых гитлеровцев.

Стоило только фашистам заметить наши дозоры на льду, как немецкая артиллерия из Стрельны и Петергофа начинала бить шрапнелью. Бывало, наши лыжники уже укроются за дамбой Морского канала, а фашистские артиллеристы все лупят по безмолвному ледяному полю

13 января позвонил комендант Кронштадтской крепости генерал-лейтенант А. Б. Елисеев:

— Слушай, вражеская пехота с орудиями вышла на лед из Петергофа. Мы ее рассеяли артиллерийским огнем. Смотри, как бы к вам не сунулись.

Объявляем тревогу. На лед высылаем наших лыжников. А тут непрерывные звонки: о фашистской вылазке узнали многие штабы и все предупреждали: «Не прозевайте!» На льду, как нарочно, бушует метель, ничего не видно. Но вот разведка доносит: у берега в районе Стрельны значительное скопление вражеской пехоты. Наша береговая железнодорожная 120-миллиметровая батарея в Лахте открывает огонь. Лыжникам и не довелось вести бой. Когда они подоспели к месту происшествия, там лежали лишь вражеские трупы. Уцелевшие гитлеровцы удрали. Пехота противника не раз показывалась и у

[218]

Сестрорецка, но отходила, когда по ней открывала огонь артиллерия Кронштадтской крепости. Однако напряжение не спадало. Зимние ночи долгие, темные. Разглядеть врага нелегко. А гитлеровцы не унимались. То там то тут они выходили на лед, хотя эти вылазки им обходились дорого.

Ленинградцы голодали. Для спасения людей надо было мобилизовывать все ресурсы. В конце декабря меня пригласил к себе начальник тыла генерал-майор М. И. Москаленко. В его небольшом кабинете круглого дома на канале Крузенштерна, бывшего когда-то царской морской тюрьмой, было уже весьма людно. Еще в приемной я услыхал бодрые голоса командующего авиацией флота генерал-лейтенанта М. И. Самохина, вице-адмирала В. П. Дрозда, генерал-лейтенанта А. Б. Елисеева, контр-адмирала И. И. Грена и капитана 1 ранга А. В. Трипольского — командира бригады подводных лодок. Они оживленно спорили. Речь шла о том, что Балтийский флот должен поделиться с городом запасами продовольствия.

Генерал Москаленко зачитал нам по этому вопросу решение Военного совета Ленинградского фронта от 21 декабря 1941 года.

— Прошу вас понять, что мы обязаны передать городу все что можно… сказал генерал.

У флота всегда на всякий случай имелись запасы продовольствия. Но к этому времени они в значительной мере иссякли. Стали прикидывать, кто чем может поступиться. Мы верили: наши люди пойдут на любые лишения, лишь бы помочь городу. В результате наскребли не так уж мало. В декабре, когда было особенно плохо с продовольствием, флот выделил для населения Ленинграда 1545 тонн муки, 100 тонн жиров, 105 тонн сахару, 3242 тонны разных продуктов и 3000 литров водки [3] См. Оборона Ленинграда 1941-1944 гг. Л., «Наука», 1968, стр. 170. .

Сложнее было с топливом. М. И. Москаленко, ссылаясь на решение Военсовета, объявил нам, что многим кораблям он вообще больше топлива не даст, а у кое-кого еще и заберет. Вот тут-то уж мы все начали шуметь.

[219]

И вставали, и ходили по кабинету, и вновь садились… Только и было слышно:

— Да ты пойми…

— Надо же учесть…

А генерал сидел с карандашом, что-то подсчитывал, иногда внимательно посматривал на стоявшего в стороне начальника топливного отдела тыла флота полковника Смородкина, проверял цифры и вновь их объявлял — кому что даст, кому ничего, а у кого сколько и отберет. Наверное, каждый в душе понимал, что спор бесполезен, но каждому хотелось убедить, что именно его соединению надо обязательно добавить мазута, а не отбирать…

Мы и так берегли каждый килограмм топлива. Команды расселяли как можно теснее, чтобы уменьшить число отапливаемых помещений, входные люки утепляли тамбурами, даже палубы кораблей укрывали досками — для теплоизоляции. Корабельные инженер-механики всю свою изобретательность направляли на экономию мазута и пара.

Несмотря на всю скудость наших запасов, мы в конце концов соглашались с разнарядкой Москаленко. В результате флот выделил промышленности города 6298 тонн мазута, 465 тонн соляра и большое количество бензина, керосина и смазочных масел [4] См. Оборона Ленинграда 1941-1944 гг., стр. 294. . Все же и сами мы в тяжелые дни блокады не остались без топлива. Корабли жили и вели огонь.