Иван Пстыго - На боевом курсе

Хорошее это изобретение - бронеспинка. Обычный лист специально закаленной и обработанной стали, смонтированный заодно с креслом - сиденьем в кабине летчика, он прикрывает голову и спину пилота. Такая бронеспинка непробиваема пулями обычного и крупного калибра и даже снарядами пушки - до 20 миллиметров, и практически спасает от всех осколков зенитных снарядов. Бронеспинка вместе с каркасом обернута войлоком, обшита обычным дермантином. Как же она выручала летчиков, сколько жизней спасла!..

А тогда нас еще расстреливали в воздухе. Уж очень соблазнительно было добить горящий бомбардировщик. Я, как мог, маневрировал. А пламя передвигалось по крылу все ближе к кабине. Дышать стало тяжело. Крупные капли пота поползли по лицу, и я невольно подумал: "Может пора прыгать с парашютом?.." Но принимаю решение лететь до тех пор пока тянет мотор.

А вражеские истребители все преследуют. Одна очередь снарядов попала в винт - срезала лопасть. От дисбаланса началась дикая тряска. Самолет почти неуправляем. Высота 100... 50... 30 метров... Мотор уже не тянет совсем, и я пошел к земле...

Приземлился посреди овсяного поля. Лето было жаркое, и, когда машина коснулась "брюхом" земли, поднялась пылища. Впечатление было такое, что самолет взорвался, и "мессершмиты", видимо считая, что покончили с советским бомбардировщиком, улетели.

В общей сложности от цели, где мы работали, и до места посадки я пролетел километров 100 на горящем самолете.

Овсяное поле заканчивалось оврагом. По ту сторону оврага рос подсолнечник: в нем я рассчитывал спрятаться - где-то неподалеку могли быть немцы.

Саша Демешкин тяжело ранен. Из уголков рта сквозь старую запекшуюся кровь пробивались тоненькие ручейки свежей и текли по подбородку и шее за ворот гимнастерки. Одна рука висела, как на веревке, на перекрученном лоскутке кожи, кости кистевого сустава были перебиты - хуже, намелко раздроблены. На голове повыше виска, две бороздки - как у Мальцева.

Я вытащил Сашу из кабины, взвалил на себя и побежал с ним до подсолнухов. Затем бережно опустил на землю, впрочем, насколько безболезненно и деликатно проделал это - судить трудно, я просто отупел от бега. Саша же в это время, не приходя в себя, издавал какие-то булькающие звуки. Тогда я разорвал на нем гимнастерку, шерстяной свитер - под форменную одежду мы всегда поддевали свитера, поскольку на большой высоте прохладно, - и вот что увидел: восемь пулевых ранений в грудь и четыре в район мочевого пузыря...

Я был так потрясен, угнетен беспомощностью, что-либо сделать для друга. Ненависть к врагу и злоба душили меня.

- Не умирай, Сашка.. - сказал ему. - потерпи... - И я рванул к самолету.

Нас воспитывали в строгости: сам погибай, а технику военную врагу не отдавай. Мне надо было поджечь мой Су-2, чтобы он сгорел окончательно. Поджигаю самолет, а он не горит. Тогда я выволок парашют, распустил его под баками с горючим, расстрелял баки из пистолета и чиркнул спичкой. Самолет загорелся.

Сашка тяжело дышал. Я решил достать ему воды и принялся искать ее, но ни речушки, ни ключа окрест не оказалось.

Когда сажал самолет, заметил поблизости деревню. "А рискну!" - решил и направился к ней. Вышел к крайней хате со стороны огородов. Хата бедная, двор скромный. Вроде бы ничего подозрительного. Но на всякий случай пистолет из кобуры достал. Когда ногой толкнул дверь, она с грохотом распахнулась, и я увидел старика со старухой. На столе, за которым они сидели, стояла кринка молока, лежал хлеб, картошка, огурцы и лук.

Увидев человека с пистолетом в руке, старики от неожиданности перестали есть и несколько секунд молча смотрели на меня.

- В деревне немцы есть? - строго спросил я.

- Нема, - ответила старуха.

- А что за деревня?

- Кукулы...

Затем, видимо решив, что настал ее черед спрашивать, бабка поинтересовалась., почему у меня такое красное лицо.

- Горел в самолете.. - ответил я . И она тут же запричитала.

- Ах, боже ж мой! - всплеснула руками, поднялась, принесла гусиного сала и смазала обожженные места.

- Сидай, - указала потом на скамейку у стола.

Я был голоден, но задерживаться не мог. Стоя выпил кружку молока, а ломоть хлеба взял с собой.

- Мне бы флягу воды, дед. Или ведро.

Нашлась большая бутыль. Хозяева наполнили ее колодезной водой. В другую, точно такую же, бутыль старуха слила молоко из кринки:

- На...

Старик на ломаном русском языке торопил меня. Говорил что-то насчет местных кулаков, которые могут убить.

Я поблагодарил гостеприимных молдаван и шагнул во двор. Возле хаты заметил