Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

В этой связи он обрисовал своеобразие русской колонизации: героем ее станет мелкий крестьянин, который с ломтем хлеба и связкой луковиц в кармане в стороне от мировой истории заполонит реки, нетронутые леса и холодные степи трех континентов. В этом, однако, скрывается огромная сила.

О возмещении военного ущерба. Оно может осуществиться только силами рабочих, как это и соответствует эпохе рабочего сословия. Однако здесь имеются ступени: от рабского труда через компенсации, обусловленные в договоре, до свободного сотрудничества всех сил, прежде враждовавших друг с другом. Так я представил это в своем воззвании; однако ненависть, непрерывно питающаяся силами низшего порядка, возможно и превратит подобные вещи в утопию. При этом я не забываю, что в новые миры, у порога которых стоим мы, люди, ведет и высшая стезя, — стезя духа. Тотчас же, подобно радуге, она восстанет из хаоса уничтожения.

Из всех соборов сохранится тот, чей купол сложен из сплетенных рук. Только в таком соборе чувствуешь себя в безопасности.

Париж, 2 января 1944

В ушедшем 1943 году, начало которого я встретил на Кавказе, осуществились все самые худшие опасения. Однако конца войне, хотя многие и предсказывали его на осень, он не принес.

Новый год я начал с того, что, оставив за собой длинный шлейф, удалился от обычных обязанностей на двухдневную сиесту с разговорами, чтением, крепким кофе, вином и фруктами.

У Гёльдерлина мне снова попалось на глаза письмо к Беллармину {182} 182 Беллармин Роберто (1542–1621) — знаменитый итальянский богослов, автор еврейской грамматики. с его ужасными откровениями о немцах. До чего же метко подмечено, что возвышенный человек живет в этой стране, как Одиссей, переодетый нищим и осмеянный в собственном дворце ничтожными узурпаторами. Не менее справедливо и следующее суждение: «Рабская психология возрастает, и вместе с нею огрубляются души».

Кроме того, закончил: Ален-Фурнье, «Le Grand Meaulnes». Это одна из сухих веток, с которыми романтизм перешел в XX век. Замечаешь, как от десятилетия к десятилетию все труднее без потерь транспортировать соки.

Запутанными ходами, сматывая шлейф, по закоулкам Латинского квартала и загадочным улочкам вокруг рю Муфтар назад в «Рафаэль», куда пробрался по черной лестнице.

Париж, 3 января 1944

Во время обеденного перерыва задумал посетить могилу Верлена, но нечаянно попал на кладбище Клиши вместо Батиньоля. Там, у одной из стен, наткнулся на могилу некоего Жюльена Абонданса, с 1850 по 1917 год блуждавшего по нашей звезде. Теперь я знаю, куда девался переизбыток.

Париж, 4 января 1944

С утра, как теперь почти регулярно, воздушная тревога; это время я использовал для того, чтобы рассмотреть алтарь со Страшным судом Иеронима Босха в книге Бальдаса, которая недавно вышла и которую мне подарил д-р Гёпель. Такие изображения — загадочные картинки ужаса, вспыхивающие все новыми жуткими деталями.

Босх отличается от других художников своим особенным видением, характер которого Бальдас называет пророческим. Пророчество заключается в том, что Босх видит подспудные силы, где эпохи отражают и обнаруживают себя, подобно сегодняшнему миру техники с его детальностью. Действительно, на этих панелях можно угадать формы авиабомб и подводных лодок, а на одной из них, кажется в «Саду наслаждений», можно разглядеть даже страшный маятник Э. А. По, один из великих символов ритмичности мира смерти. Босх — провидец вечности, как По — предвидец столетия. Насколько точен портрет голого человека, который, приводя в движение странные машины, вертится, подобно белке, в выложенном шипами колесе! А то, что среди чина блаженных попадаются эфиопы? Вот — истина; будь она выражена в словах, то привела бы художника на костер.

Днем у могилы Верлена на кладбище Батиньоль. На ней простое, сооруженное из камней надгробие, какие тысячами встречаются в парижских некрополях. Среди имен, выгравированных на нем, стояло и его ИМЯ:

PAUL VERLAINE

Poete

Крест из голубых бумажных фиалок прикрывал эту надпись, но у подножия я обнаружил живой букет, с которого сорвал листик. Не у каждого поэта через пятьдесят лет на могиле находишь свежие цветы.

Заголовок извещения о смерти, из тех, что я получил в эти дни:

«В море путь Твой, и стези Твои в великих водах, и неисповедимы пути Твои».

«Вечная радость воссияет над вашим челом».

В обоих изречениях удачно сопоставлены тайна земной и явленность небесной власти. В нас есть и то и другое, поэтому я записываю эти слова, чтобы использовать их в главе «Голова и ноги» запланированной работы о связи языка и строения тела. В ней я хотел бы рассмотреть, символически, рост человека в качестве ключа к мировому плану.