Анджей Сапковский - История и фантастика

— Некоторые начинают писать книги с конца. Вы нe пробовали? Ну и как? Оправдывается?

— Мне уже не раз случалось начинать работу с последней главы либо последней сцены. Некоторых это очень удивляет, но мне такой метод кажется вполне нормальным, тем более если у тебя на столе стоит компьютер, который потом может написанные кусочки сложить. Хуже, когда компьютера нет, листки могут затеряться, поэтому лучше писать последовательно, что, кстати, тоже имеет свои плюсы, потому что, если в домашней кассе обнаруживается недобор, можно в любой момент снять с пачки листов верхние двадцать страниц и продать какому-нибудь журналу в качестве рассказа. Я знаю людей, которые так делали.

— Берясь за работу, вы сразу же устанавливаете крайние границы своего мира или пишете стихийно, без готового плана, держа в голове лишь несколько основных директив?

— Я с упорством маньяка утверждаю, что в моих книгах нет никакого конкретного мира! Что касается онтологии всей описываемой цивилизации, то она фрагментарна, служит фабуле и только к ней подогнана. Я не выполнял какой-либо истинно бенедиктинской работы, как это сделал Толкин, разработавший, еще не начав писать, топографию, географию, религии, даже языки. Толкин мог это себе позволить, у него было время, а работая над книгой, он получал удовольствие. Если у человека есть время и желание забавляться, пусть забавляется. Но я считаю это неоправданной крайностью. Необходимо сформулировать фабулу, потом садиться и писать, немного жаль тратить время на предварительное вычерчивание карт, придумывание предыстории, рисование генеалогических древ царствующих домов. Явным перебором считаю, когда в комнату приносят кучу песка и мочатся на нее, чтобы установить направление течения рек.

У меня никогда не было склонности играть в творца мира, меня поглощали фабула и судьбы героев. По крайней мере так было с рассказами. Правда, позже, когда я засел за второй цикл, мне пришлось разработать хотя бы зачаточную географию, в том числе политическую и экономическую, внимательнее следить за тем, что расположено на севере, а что на юге, и в какой стороне находится море. Но я по-прежнему делал это только в тех рамках, которые требовала фабула и которые для действия были совершенно необходимы. Не больше. Мой мир — это псевдомир, всего лишь фон, передвигаемое воротом ярмарочное полотно. И это оправданно — ведь роман повествует не о судьбах мира, а о судьбах героев, именно мир служит фабуле, а не фабула миру. Он, конечно, является некоей онтологической конструкцией, но выполняет служебную роль для фабулы, а не живет ради своей собственной фантастически необычной онтологии.

— Прекрасно понимаю, но это отнюдь не объясняет мне, все ли у вас распланировано от начала до конца. Или иногда происходит стихийно?

— При работе всегда должен существовать какой-то фабулярный скелет, но это не значит, что историю следует излагать линейно, тем более в фэнтези, жанре, особенно подверженном опасности скатиться в банал. А уж банальностью банальности является линейная фабула, в которой герои идут, что-то убивают, идут дальше, что-то убивают, как говорят военные: «Выстрел номер один — мишень поднимается, выстрел номер два — мишень поднимается, марш вперед, выстрел номер три, мишень поднимается…» и т. д. Любой опытный читатель, видя такую книгу, немедленно проделывает так называемый поворот через левое плечо. У меня всегда имеется некий скелет, но еще ни разу не случалось, чтобы неожиданно что-то начало жить собственной жизнью и, например, герой, которому в соответствии с планом положено сразу же исчезнуть, переродился в первоплановый персонаж. Не думаю, чтобы это было ошибкой или преступлением против искусства фабулы, совсем наоборот. Много героев, много ситуаций и событий, возникавших в моих книгах неожиданно, уравновешивались героями, ситуациями и событиями, которые я при помощи клавиши F8 отправлял в страну литературного небытия.

— Выходит все же, они порой проявляют свою психологическую либо стихийную автономию. Между тем вы не устаете повторять, что они — всего лишь черные буковки на белом фоне... Вы просто не хотите согласиться с тем, что персонажи вызывают у вас какие-то эмоции. Ведь не ко всем вы относитесь одинаково…

— Упомянутые вами черные буковки на белом фоне могут, разумеется, вызывать определенные эмоции, ведь именно для этого такие буковки выдумывают и в определенном порядке расставляют. Есть вещи, которые человека будоражат больше, есть и такие, которые меньше. Книга — не только техническая операция. Если б автор написал книгу без каких-либо эмоций, читатель заметил бы это мгновенно.