Стало быть, все любовные истории, так шокировавшие ее современников и неотделимые от ее биографии, вовсе не были Лилиной сущностью, а всего лишь образом жизни, притом в определенных условиях и при определенных спутниках — Маяковском и Брике. Похоже, ее неуемная потребность в коллекционировании незаурядных людей своего времени сопрягалась не столько с реальной опасностью, сколько с боязнью кого-либо упустить (как ни странно, но это — своеобразная форма неосознанного комплекса неполноценности!). Гарантию же прочности уз, в ее представлении, могла дать только постель, без которой даже очевидный успех не считался подлинной победой...
Никогда ни за кем не следовавшая, а, напротив, вынуждавшая следовать за собой своих мужчин, Лиля полностью подчинила жизнь Примакову, покойно отправляясь за ним в провинциальное «изгнание», как и подобало во все времена генеральской жене. Пока он был в Свердловске, там же пребывал.1 ii она, довольствуясь информацией о бурной московской жизни из Осиных писем.
«Не думай, что здесь, в Москве, веселей, — утешал ее Осип в ответ на жалобы про свердловскую скуку. — <...> Все люди стали ужасно скучные, не с кем слово сказать,..» Впрочем, возможно, это не были только слова утешения: с уходом Маяковского не столько сама литературная жизнь, сколько жизнь их привычного круга заметно потускнела.
После Свердловска местом пребывания Примакова на короткое время стала Казань— Лиля ездила и туда. В феврале 1932 года его перевели в Ростов-на-Дону, назначив заместителем командующего Северо-Кавказским военным округом. Лиля снова последовала за ним. Здесь ее настигла телеграмма от Осипа: «Киса! 20 лет прошло, как Mase венчал нас. Жили очень хорошо. Хоть начни сначала!» В буре прошедших лет она успела забыть об этой дате, уже ничего, в сущности, не означавшей. А Осип помнил...
Жизнь Брика становилась все интенсивней. В разных своих ипостасях он был нарасхват: писал статьи, сценарии фильмов — художественных и документальных, оперные и балетные либретто, пьесы для театра. Из Лондона вернулась Елена Юльевна. Поселиться с дочерью она не могла, — там, на Спасопесковском, жили Осип с Женей и Лиля с Примаковым, когда наезжали в Москву. Пришлось для нее снимать комнату в общей квартире, и особого желания общаться с дочерью у нее, видимо, не было: иначе и до Ростова добралась бы, и Лиля намного чаще навещала бы Москву, оставляя Примакова хотя бы на несколько дней.
Снова прикатили Эльза с Арагоном. Он теперь работал для Коминтерна, который его и пригласил, в журнале «Литература мировой революции». Как и все гости этого почтенного учреждения, Арагон получил комнату в гостинице «Люкс». Он уже был. среди многого прочего, автором беспримерного гимна палаческому лубянскому ведомству — поэмы в честь ГПУ, где он призывал чекистов явиться в Париж с карающим мечом в руках («Воспеваю ГПУ, который возникнет во Франции, когда придет его время <.„>. Я прошу тебя, ГПУ, подготовить конец этого мира <...>. Да здравствует ГПУ, истинный образ материалистического величия!»), как и апологетических статей, страстно одобрявших расправу над подсудимыми на фальсифицированных московских процессах мифической «Промпартии» и не менее мифического «Союзного бюро меньшевиков». Вряд ли столь крутое превращение бывшего дадаиста и сюрреалиста в пламенного певца красного террора обошлось без влияния Эльзы.
Теперь по заданию Коминтерна Арагон переводил Маркса с английского на французский, но эта его бурная деятельность почему-то вызвала гнев так называемой французской секции Коминтерна. Пресловутый Андре Марти, которого называли тогда в Советском Союзе не иначе как «легендарным» (он поднял бунт французских моряков в поддержку русских большевиков), написал свой очередной донос в руководство Коминтерна, напирая на то, что «партия не давала разрешения товарищу Арагону покидать Францию». Чтобы не обострять отношений с французской секцией, коминтерновские вожди объявили о своем невмешательстве во внутренние дела братской партии и сочли работу товарища Арагона в журнале законченной. Принуждении» покинуть гостиницу «Люкс», он вместе с Эльзой еще остался на какое-то время в Москве, воспользовавшись отсутствием Лили: Осип не мог не и ото сниться и предоставил в их распоряжение одну комнату. «Эльза с Арагоном живут хорошо, — сообщал Осип Лиле в Ростов. — Эльза веселая, Арагон в почете».
Время от времени Лиля все же наезжала в Москву, проводила там несколько дней — «в тесноте, но не в обиде» — и мчалась обратно. В своем «захолустье» она жила только московскими новостями, о которых сообщал Осип. Новости были неутешительными: издание книг Маяковского кем-то невидимым тормозилось, публикация книг и даже статей о нем тормозилось еще энергичней.
Читать дальше