Ральф Дутли - Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография

Именно здесь — незадолго до переезда в другое жилье — и возникают первые стихи «Воронежских тетрадей». Они записывались в дешевые школьные тетрадки — отсюда и название. Первые строки стихотворения «Скрипачка» появляются 5 апреля 1935 года — после концерта скрипачки Галины Бариновой, чьи жесты и прическа напомнили Мандельштаму о Марине Цветаевой и их любовной истории 1916 года. Игра скрипачки принесла ему утешение и способствовала высвобождению его жизненных сил: «Играй же на разрыв аорты / С кошачьей головой во рту, / Три чорта было — ты четвертый, / Последний чудный чорт в цвету» (III, 87). Витальная энергия музыки помогла стихам прорваться наружу. Правда, еще 12–13 ноября 1934 года в Воронеже гастролировала пианистка Мария Юдина. Эту гастрольную поездку она намеренно составила так, чтобы сыграть для сосланного Мандельштама. Она посетила его и играла для него в пустом зале Дома Красной армии. Но тогда время стихов еще не наступило.

Лишь весной 1935 года Мандельштам — после перенесенных нервных потрясений — вновь возвращается к жизни. Отчасти это стало возможным благодаря его близости к русскому чернозему — распаханным под Воронежем полям. Поэт культуры, Мандельштам открывается навстречу окружающей природе. Чернозем издавна был неким образом, укоренившимся в его поэтическом словаре. В статье «Слово и культура» (1921) он называл поэзию «плугом», взрывающим «время», так что его «чернозем» оказывается сверху (I, 213). Слова «чернозем» или «черноземный», которыми обозначают особенно плодородный почвенный слой, а географически — обширную область в Центральной России, обогащаются в «Воронежских тетрадях» Мандельштама поэтическими оттенками, становятся емкой метафорой, образным выражением мира и жизни. Написанное в апреле 1935 года стихотворение «Чернозем» соединяет речь с пахотой, поэзию — с распаханной землей («Тысячехолмие распаханной молвы»), утверждает творческую силу и свободу:

В «комочках земли и воли» заключена и скрытая политическая аллюзия. Именно в Воронеже состоялся в 1879 году съезд партии «Земля и воля», радикальной ветви народнического движения, к которой принадлежали такие известные революционеры, как Плеханов, Софья Перовская, Вера Фигнер, Желябов. Намек на событие из революционной истории придает этому стихотворению, созданному советским ссыльным, двусмысленно-горький, но и провокативный оттенок. Мандельштам переосмысливает революционный девиз, превращая его в манифест собственной жизненной воли. Сопричастность земле освободила Мандельштама, вернула его к непосредственной жизни. «Я должен жить, хотя я дважды умер», — восклицает он в другом стихотворении того времени (III, 89). «Поразительно, — пишет Анна Ахматова в “Листках из дневника”, — что простор, широта, глубокое дыхание появилось в стихах Мандельштама именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен» [331] Ахматова А. Собр. соч. в шести томах. Т. 5. С. 46. .

«Я должен жить, хотя я дважды умер»

Осип Мандельштам в Воронеже (1935)

Однако душевные потрясения и кошмарные видения еще не преодолены полностью. В одном жутком стихотворении раннего воронежского периода поэт предугадывает испытания, которые выпадут на долю любимой женщины:

«Узкие плечи» — характеристика Марии Петровых в стихотворении «Мастерица виноватых взоров…» (III, 85). «Веревки» же указывают на стихотворение «Мы с тобой на кухне посидим…» (III, 44), обращенное к Наде, которая видела себя и в этом воронежском стихотворении: по ее словам, Мандельштам написал его летом 1934 года, когда она болела сыпным тифом и дизентерией и он опасался за ее жизнь [332] Мандельштам Н. Книга третья. С. 198–200. . Однако Эмма Герштейн вспоминает, что импульсом к созданию этого стихотворения послужило раскаяние Мандельштама по отношению к Марии Петровых, которую он выдал во время допроса на Лубянке [333] Герштейн Э. Мемуары. С. 431–432. . Но в этом жутком стихотворении, как в тревожном сне, обе женщины сливаются воедино — в ту, которой из-за него предстоит претерпеть страдания. Одолеваемое чувством вины, лирическое «я» тревожится за нее, зная, что близость к нему делает ее жизнь опасной. Свет черной свечки — это поздний отголосок мотива черного солнца в стихотворении 1916 года, написанном на смерть матери. Это мандельштамовская метафора вины.