Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи

Переломный момент для Эмилио настал весной 1869 года. 26 марта, в Страстную Пятницу, торжественная религиозная процессия, шествовавшая через центр Сантьяго, была вынуждена остановиться, заслышав крики «¡Viva Cuba libre!». Полиция ринулась в толпу в поисках провокатора, началось столпотворение. Власти схватили молодого раба по имени Корнелио Роберт, принадлежавшего влиятельному сантьягскому анти-испанскому активисту; всего через несколько часов испанская военная администрация подвергла его трибуналу. Испанские колониальные власти помнили, что революция рабов на Гаити привела к тому, что Франция потеряла эту колонию, и твердо решила обращаться с подозреваемыми в симпатиях к рабам-повстанцам со всей возможной жестокостью. Против Роберта нашлись улики, и его обвинили в infidencia — неверности или предательстве, — и назавтра рано утром расстреляли. «Испанские власти хотели донести определенное послание, — писал историк Сантьяго Эрнесто Буш Лопес, — и никакие юридические последствия их не страшили. Они намеревались совершить серию «легальных убийств», чтобы запугать население». В течение недели были арестованы и практически сразу расстреляны еще несколько предполагаемых сторонников повстанцев.

Власти расширили понятие infidencia , включив в него и предоставление повстанцам убежища и сведений, выражение подрывных и бунтарских взглядов, распространение пропаганды «и все прочее, что имеет отношение к политике и нарушает мир и порядок в обществе либо еще каким-то образом подрывает целостность народа».

Эмилио Бакарди был в ужасе от кровавых расправ, отказался от воззрений reformista и стал революционером, посвятив себя подпольной деятельности. Он получил задание добывать деньги на покупку оружия и амуниции для повстанческой армии и служил посредником между засевшими в горах бойцами, их сторонниками в Сантьяго и изгнанниками, поддерживавшими революцию из-за океана. Согласно семейной легенде, Эмилио и сам хотел присоединиться к повстанцам в горах, однако его товарищи убедили его, что в городе он принесет больше пользы. Вероятно, задание, которое получил Эмилио, было ничуть не менее опасным, если учесть, какая разветвленная сеть испанских шпионов работала в Сантьяго и что грозило Эмилио, если бы вскрылось, что он поддерживает дело повстанцев.

Вскоре в неловком положении оказался уже дон Факундо. Он не поддерживал революцию, однако и репрессивная политика колониальной администрации ему не нравилась. Когда он обнаружил, что некоторые его «полуостровные» сограждане из «Сиркуло Эспаньол» финансируют батальоны смерти voluntarios , то решительно вышел из организации. Этот поступок и нежелание выдать Эмилио вскоре навлекло на Факундо серьезные неприятности с властями. Однажды его с женой вызвали в губернаторский дворец в Сантьяго на ковер к губернатору, который в ярости спросил, как они допустили, чтобы их сыновья якшались с мятежниками. Дон Факундо был оскорблен и отказался отвечать, но донья Амалия ничуть не испугалась.

— Они уже взрослые и имеют право сами выбирать, — твердо сказала она. — Не нам диктовать им, что делать и чего не делать.

В бешенстве от ее дерзости губернатор заявил, что семейство Бакарди — «плохие испанцы», и велел Факундо и Амалии покинуть дворец.

История Бакарди с небольшими вариациями повторялась по всей Кубе — во всех домах, где рожденные на Кубе сыновья примыкали к движению за независимость, невзирая на возражения отцов-испанцев, верных Мадриду или даже ратующих за колониальную администрацию. В Гаване юный сын испанского солдата посчитал кубинскую революцию делом всей своей жизни.

Хосе Марти, которому суждено было стать величайшим национальным героем Кубы, в школьные годы демонстрировал столь выдающиеся способности, что когда его отец был переведен в гарнизон далеко от города, директор Гаванской муниципальной школы для мальчиков, поэт-патриот по имени Рафаэль Мариа де Мендиве, предложил, чтобы паренек пока жил у него. Мендиве сделал для юного Марти то же самое, что и Даниэль Коста и Франсиско Мартинес Бетанкур для Эмилио Бакарди — научил самостоятельно мыслить.

Марти было всего пятнадцать, когда Карлос Мануэль де Сеспедес освободил своих рабов и положил начало кубинской революции, однако юноша пристально следил за тем, что он впоследствии назвал «славной и кровавой подготовкой» к этому моменту. В октябре 1869 года, перед первой годовщиной революции, Марти арестовали из-за найденного в его доме неотправленного письма, подписанного им самим и адресованного однокласснику, собравшемуся в испанскую армию. Видимо, в этом письме Марти пытался его отговорить. Марти едва исполнилось семнадцать, однако испанские власти приговорили его к шести годам каторжных работ в тюрьме при каменоломне. Для Марти это время непосильного труда стало возможностью научиться на страданиях других заключенных, многие из которых попали на каторгу из-за участия в революционной деятельности. Через несколько месяцев родителям удалось сократить сыну срок, а затем заключение было заменено ссылкой в Испанию. Вскоре после прибытия в Испанию Марти опубликовал красноречивый рассказ о своем пребывании в тюрьме «El presidio político en Cuba» («Политическая тюрьма на Кубе»). Марти только-только сравнялось восемнадцать. Это сочинение произвело сильнейшее впечатление на испанских интеллектуалов во многом благодаря убедительному обличению испанских властей, которые мучили и убивали молодых кубинцев во имя «целостности народа Испании».