Альфред Рессел: По дорогам войны

В первый момент мне казалось, что все осталось по-прежнему, но сердце вдруг сжалось от тревожного предчувствия. Я почти с уверенностью подумал, что отца уже не увижу. Охваченный этими мыслями, я поехал к брату, который работал учителем в Высокой у Лешне. Я проехал по Мезиржичи. Город освободили войска 17-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшие от Яворников и Рожнова. Еще недавно мы совместно с ними били гитлеровцев севернее Малой Фатры.

Отец не дождался моего возвращения, он умер в январе 1941 года.

* * *

Первую остановку мы сделали на кладбище. В последний раз я видел отца шесть лет назад. Он был в своей старой коричневой шляпе, с седой бородкой, с палкой в руке, которой пристукивал в такт шагам. Между деревьями и надгробными плитами я увидел могилку и еще издали заметил, что на каменной плите выбит текст в две колонки. Когда я остановился, у меня перехватило дыхание.

Отец умер. И теперь я занял его место на дороге вечности. До вчерашнего дня я был еще его ребенком, пусть уже немолодым, но ребенком. Отец был впереди, а я следовал за ним. Теперь я вышел на передний план и пойду один по непроторенному пути. Я очень любил отца. Пятьдесят лет он без устали крутил колесо токарного станка и умелыми руками придавал дереву волшебные формы. Я всегда смотрел на него с восхищением, с наслаждением вдыхая аромат дерева. Что-то теперь оборвалось, и ничто на свете не возместит это.

Рядом с отцом была похоронена мать. Ее смерть была первой в нашей семье. -Стоя у могил, окаймленных березами, свежие узкие листочки которых покрылись росой и нежно трепетали от утреннего ветерка, сверкая тысячами бликов восходящего солнца, я вспомнил ту печальную весну одиннадцать лет назад, когда мы хоронили маму. Мне все это глубоко врезалось в память. Накануне смерти я нарисовал мамин портрет. Сам не знаю, откуда я брал силы, чтобы, работая над портретом, улыбаться маме, хотя у меня сжималось сердце при виде ее ласкового, бесконечно нежного лица, озаренного всепрощением. Она смотрела на меня удивленным, долгим и затуманенным взглядом, и я догадывался, как далеко витают ее мысли. Нам обоим было известно, что произойдет через несколько часов. Горестнее этого мне ничего не пришлось пережить. Потом она умерла. В тот момент я отчетливо понял, что будет означать для нас то, что мама покинула нас, что я навсегда потерял ее. Память о ней я сохраню до самого последнего своего вздоха.

* * *

На площади, оказавшись в кругу земляков, я почувствовал себя бодрее. Им многое хотелось узнать. Один из них долго молчал, потом медленно и рассудительно спросил:

- Как вы смогли выиграть такую войну... - Я не знал, что именно его интересует, а он с милой улыбкой продолжал: - Ведь все снаряды летят на километр дальше?

Я умолчал истину, а про себя с благодарностью подумал о полковнике Бочеке, который все-таки понял меня...

На пути к Праге

После поездки в Валашске-Мезиржичи я нашел командира корпуса еще в Голешове. За время моего отсутствия произошли значительные столкновения с отступавшим противником у Лукова. Подразделения 1-й бригады заняли Фриштак. Не обошлось без боев и потерь и в 4-й бригаде, продвигавшейся с Гостинских холмов на запад. В то время, когда севернее Голешова еще продолжались бой, части корпуса двигались к Гулину. Им предстояло быстро овладеть Пршеровом, чтобы отрезать нацистам пути отхода через этот важный железнодорожный узел на запад из районов Липника и Границе. Командующий 18-й армией придавал большое значение быстрому взятию Пршерова, он даже обещал наградить за это командира корпуса орденом Суворова I степени. Однако из этого ничего не вышло. Дорогу на Пршеров гитлеровцы перекрыли крупными силами, и во время продвижения подразделения 4-й бригады встретили сильное сопротивление у Рымнице и Количина. Ночью 7 мая разгорелся бой возле деревни Бржест на пршеровском направлении. В результате боя, продолжавшегося целый день, противник овладел деревней и прилегающей к ней местностью. После этой неудачи командующий армией отказался от дальнейших боев за Пршеров и приказал двигаться дальше на запад через Кромержиж и Коетин. Немцы удерживали Бржест до сумерек и оставили его только в ночь на 8 мая.

Казалось, вот-вот придет конец войне, но сколько еще пришлось пролить крови, пока наступил подлинный мир. Чехословацкие воины продолжали погибать, попадая в засады. Их зверски убивали из-за угла. Порой это случалось из-за собственной неосторожности, легкомыслия и недисциплинированности, вследствие самовольных отлучек из части, передвижения в опасных районах на свой страх и риск, несоблюдения элементарных правил охранения. Много наших бойцов полегло на моравской земле. Их хоронили там, где они пали.