Валерий Попов - Дмитрий Лихачев

Наиболее известное письменное наследие Ивана Грозного — его письма изменнику князю Курбскому, сбежавшему в Литву в 1564 году.

Первое письмо — пышно, торжественно, скорбно. Автор как бы еще надеется на раскаяние и возвращение беглого князя. Второе написано уже после взятия города Вольмера, где скрывался Курбский. Его тон уже издевательски-глумливый: «Хотел отдохнуть в Вольмере, да и тут Бог нас принес».

«Шедевром» царского шутовства и глумливости можно назвать переписку Грозного с князем Васюткой Грязным, своим бывшим любимцем. Лихачев «препарирует» этот «почтовый роман» очень подробно, демонстрируя виртуозные языковые возможности авторов. Васютка, надо отметить, человек тоже не из последних. Он из ближайшего царского окружения. И считает поэтому возможным разговаривать с царем почти на равных, не стесняться красочных, колоритных выражений, что делает их переписку особенно интересной.

В 1573 году Васютка Грязной, любимец царя, командовал заслоном против крымцев, и когда они окружили его и навалились, легко им не дался: до смерти «перекусал над собою» шесть человек и пятьдесят ранил. Об этом он не без гордости сообщает в письме царю из татарского плена, надеясь в награду за такой героизм на скорую выручку: или выкуп за те деньги, какие попросят захватившие его в плен, или — в обмен на знатного татарского пленника Дивея Мурзу. Грязной сообщает, что в плену признался, что он у Грозного человек «беременный», то есть на языке того времени — приближенный, любимец. Васютка, видимо, был большой хитрец — рассчитывал, что, узнав об этом, татары сразу же, потирая руки, займутся обменом. А то, не дай бог, в шутку отрубят голову, не зная его настоящей цены.

Но главное «зверство» проявили «свои». От Ивана Грозного пришло изуверское, глумливое письмо. Он не хотел отдавать врагу ни денег, ни пленных. Гораздо легче было ему пожертвовать Васюткой, тем более он и так уже в плену.

«Будет ли прибыток крестьянству от такого обмена? — издевательски спрашивает он. — …Васютка, вернувшись домой, будет лежать по своему увечью, а Дивей Мурза станет воевать!» [9] См.: Лихачев Д. С. Сочинения царя Ивана Васильевича Грозного // Лихачев Д. С. Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси. М., 1975.

Это слегка напоминает жестокое, сталинское: «Я маршалов на солдат не меняю!» (когда ему предложили вернуть старшего сына, находящегося в немецком плену, в обмен на маршала Паулюса). Не случайно Сталин обожал Ивана Грозного и даже «вдохновил» режиссера Сергея Эйзенштейна на фильм-шедевр.

Обидевшись на царя, Васютка Грязной пишет Грозному, напоминая: «…не у браги увечья добыл, не с печи убился». Но царь словно любуется своей жестокостью, продолжая изощренные издевательства, как бы изумляясь высокой цене выкупа: «…а доселева такие по пятьдесят рублей бывали!» [10] См.: Там же.

Конечно, писатель Иван Грозный весьма жестокий — и Лихачев подчеркивает это, но признает и другое — по владению языком, его оттенками для достижении своей цели, нужного впечатления и даже воздействия писателю Ивану Грозному не было равных.

Он бывает и обаятелен, к читателям обращается: «Милые мои!» — но чаще всего такая «ласка» бывает лишь маневром для подготовки коварного, изощренного издевательства.

Шедевром литературы — и образцом царского лукавства, притворного смирения было его письменное обращение в 1572 году к Церковному собору за разрешением жениться в четвертый раз. Тут использован один из любимых приемов Ивана Грозного — игра в убожество, обращение как бы от имени смиренного монаха Парфения Юродивого. Издевательский тон, который действовал в его письмах страшнее прямых угроз, без труда прослеживается и в этом письме. Грозный, не знающий удержу в своих страстях, «смиренно» называет себя Парфений, что означает — «девственник»!

Разумеется, чрезвычайно важно, что писатель этот был царем — и именно это дало ему смелость писать все, что захочется, разрушать и даже издеваться над принятыми и узаконенными формами письма, например, он часто использует и пародирует форму челобитной, то есть государственной формы прошения. Другие бы сделать это побоялись. И лишь царская должность позволила Грозному стать писателем «кусательного стиля», выражать свои эмоции так, как ему хотелось.

Грозный сочинял не только послания «прямого назначения», преследующие какую-либо конкретную цель, чаще всего — ужасную, он писал и на государственные, и на философские темы, размышлял о жизни и об ужасе смерти.