Валерий Попов - Дмитрий Лихачев

И тут молодая жена Лихачева энергично принялась за его спасение. Она узнала, что ученый корректор издательства, где работал Лихачев, Екатерина Михайловна Мастыко, детство провела в одной компании с нынешним грозным наркомом юстиции Крыленко. Нелегко было уговорить Екатерину Михайловну поехать к Крыленко — страшно женщине показываться тому, кто знал ее молодой, да и просто страшно предстать перед грозным наркомом, да еще с такой просьбой: это могло плохо кончиться! Однако Зина уговорила ее и даже дала ей свою нарядную кофточку. И спасла мужа. С подругой детства Крыленко был любезен, обещал помощь, но когда приехал к нему Лихачев, Крыленко еще в приемной, при большом скоплении народа, наорал на него, как было и положено наркому юстиции при встрече с таким «просителем». Знающие люди потом объясняли, что Крыленко сам был «под топором» и такая публичная демонстрация «революционной бдительности», как он надеялся, могла его спасти. Но на самом деле — он внял просьбе подруги детства, и несколько месяцев спустя пришло письмо из Наркомюста о снятии с Лихачева судимости!

Приободрившись (с такой женой можно добиться всего!), Лихачев решается выйти из корректорского «подполья» и начать заниматься наукой, о чем давно страстно мечтал.

Его первая, наделавшая шуму статья «Черты первобытного примитивизма воровской речи» была лингвистической, при этом — дерзкой, рассчитанной на шок, и Лихачев (выходит уже и вторая его статья) решает поступать в аспирантуру главного центра изучения лингвистики — Института речевой культуры. Там работал весь цвет академической филологии — Жирмунский, Мещанинов, Шишмарев.

Заявление от него приняли. Он приложил удостоверение «Ударник Беломорстроя». Милости Сталина к ударникам стройки знаменитого Беломорканала были широко известны.

Однако бдительным товарищам почему-то казалось, что Лихачев так и не «перековался» в этой «великой кузнице» и «настоящим советским человеком» так и не стал. В аспирантуру его не приняли. Сперва, на экзамене по истории, придрались к тому, что Лихачев упомянул в ответе книгу Бухарина, а это, оказывается, уже делать было нельзя… за этими партийцами, непрерывно арестовывающими друг друга, разве уследишь? Так ни на что другое времени не хватит. Экзамен был провален.

На втором экзамене — по специальности — был задан внешне простой вопрос, ответ на который, однако, должен был занять около получаса, и состоял из длительного перечисления трудно выговариваемых терминов. Лихачев (уже поняв, что его нарочно заваливают) обиделся и отвечать на этот вопрос не стал. Задал этот вопрос, что интересно, знаменитый лингвист, который впоследствии ни в каких подлостях не был замечен, поэтому Лихачев не называет его фамилии.

Нам остается теперь только гадать, чем был продиктован этот «вопрос на засыпку»: политическим нажимом или «чисто научной» ревностью? Могло, кстати, сочетаться одно с другим. Но не будем слишком пессимистично думать о людях науки. Возможно, там случается и «подсиживание», но лучше запоминаются моменты солидарности.

Через некоторое время Виктор Максимович Жирмунский, великий ученый, университетский преподаватель Лихачева, при встрече деликатно сказал: «Я слышал, вы безрезультатно стучались в двери нашего института?» Лихачев отметил, что это самая деликатная формулировка из всех возможных. Через два года, пройдя через собственный арест (может, и это сыграло роль?), Жирмунский сам предложил Лихачеву поступить в Институт речевой культуры, где он работал и куда Лихачев пытался поступить. Однако Лихачев отказался. Вероятно, тут сыграло роль и уязвленное самолюбие. Лихачев, внешне мягкий, был памятлив и обид не забывал. Но главное — он уже был увлечен древней русской литературой.

После первого неудачного штурма науки он возвращается в корректорскую, и даже с некоторым повышением — в кресло редактора-организатора, который уехал в отпуск. Кресло это не зря называли гильотиной — место более опасное трудно представить. Любое принятое здесь решение могло стать последним. Присланный, а точнее подосланный новый главный редактор — партиец Даев умело подводит Лихачева к увольнению (за которым мог последовать арест). Даев собирает все отрицательные рецензии, в которых сомнительные рукописи отвергались, и выдает все рецензии за свои. «Проявил бдительность! А вот Лихачев на посту редактора-организатора ее потерял!» Лихачева увольняют, пообещав «работу по договорам». За этим может следовать арест. Но вместо этого происходит взлет! Одна из великих способностей Лихачева — не терять ориентации в минуту опасности, а, наоборот, сосредоточиваться и выигрывать! Лихачев оказывается в древнерусском отделе Института русской литературы (он же Пушкинский Дом).