Никита Окунев - Дневник москвича. Том 1. 1917-1920

«Россия, ты больше не раба!» Вот лозунг всех известий. Газеты озаглавлены крупнейшим набором: «Падение старого строя», «Учреждение временного правительства», «Да здравствует освобожденная Россия» и т. п. В газете «Утро России» замечательные стихи К. Бальмонта:

В передовых статьях всех газет почти одно — «Мы должны, одной рукой переустраивая Государственное управление, другой — продолжать борьбу с немецкими полчищами. Раздор между общественными силами был бы сейчас гибелью России». Теперь вкратце о том, что произошло, и чего не было, вопреки слухам, о которых я не мог умолчать за прошлые два дня. 27 февраля к революции в Петрограде примкнули полки — Волынский, Преображенский, Литовский, Кексгольмский, и саперный батальон, — всего около 25.000 человек. Арсенал там взят после небольшого сопротивления, при котором убит заведовавший им генерал Матюшин †. (…) [2] Пропуск в рукописи.

Жандармы и полиция арестуются, организуется милиция. Управляется Россия пока так: назначены комиссары для заведования министерствами: внутренних дел — Граф Д. П. Капнист, А. М. Масленников, И. Н. Ефремов, М. И. Арефьев. Почты — А. А. Барышников, К. К. Черносвитов. Телеграфа — П. П. Гронский, М. Д. Калугин. Военное и морское — Н. В. Савич, А. П. Савватеев. Земледелия — Н. К. Волков, И. П. Демидов, Кн. Васильчиков и Гр. Капнист-Первый. Юстиции — В. А. Маклаков, М. С. Аджемов, В. П. Басаков. Торговли и промышленности — С. Н. Родзянко, Н. А. Ростовцев. Финансов — В. А. Виноградов, И. В. Титов. Сенат — И. В. Годнев. Путей сообщения — А. А. Бубликов и А. А. Добровольский.

Теперь о впечатлениях сегодняшнего дня с московских улиц. День уже не такой холодный: облачно, изредка небольшой снег, мороза не более 3°. Потоки народа и войск к Думе сегодня еще могучее. Нет такой улицы, близкой к центру, на которой не чернело бы, не волновалось море людей. Может быть, с пол-Москвы, то есть до миллиона людей целый день идут, стоят, машут шапками, платками, кричат «ура» и свищут небольшим группам полицейских, которых нет-нет, да и проведут как арестованных, в Думу. Мне даже от души жалко их: такие же русские люди, в большинстве семейные, пожилые, и идут как отверженные проклятые. Для такой великой радости надо бы и их сделать радостными — дождаться бы их свободного перехода на новую сторону и дать им, раскаявшись в своих грехах и грешках, возможность соединиться душевно с общим освободительным движением и занять положение, если не граждан, то воинов. Может быть, мои сожаления преждевременны, то есть многих из них отпустят с миром, но, ей-Богу, очень трогательно смотреть на вчерашнюю власть в таком презрении и унижении. Помоги им Бог в их незавидной доле! Сегодня настроение у всех высокоторжественное, бодрое и веселое, заметно всеобщее единодушие — все прочли о такой великой, почти бескровной революции и поняли, насколько велико значение ее для жизни русского народа и воинства. Старому, кажется, ни у кого нет ни сожаления, ни веры в возврат его. В таких громаднейших толпах, которых не собиралось ни в коронационные торжества, ни в революцию 1905 года, ни на похороны С. А. Муромцева, — поразителен порядок. Народ заполняет все тротуары, всю ширину мостовых, но стоит показаться группе воинов или автомобилю, как сейчас же раздается по сторонам и, как в сказке, образуется моментально свободный проход или проезд. Даже в этом сказывается могучее значение единения настроения. Многие украшены красными лентами. Войсками сегодня уже предводительствуют не одни только прапорщики, а настоящие старые, боевые офицеры — полковники и подполковники. И им сопутствует полковая музыка, которая звучит победно и торжественно, и тем еще более поднимает всеобщее настроение, обращая его в сплошное ликование. Вчера у меня еще не было полной уверенности в торжестве народной власти, но сегодня она непоколебима: разве можно у такого чудовища — миллионноголовой толпы — вырвать то, что попало ему в руки! В газетах отмечают своего рода «героя» прапорщика Ушакова, который до избрания Грузинова один только сумел организовать охрану такого важного, по времени, органа, как комитет, заседавший в Думе. Ура ему!