Игорь Оболенский - Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

— Было обидно, что лауреатами стали все, кроме вас?

— Нет, я настолько привыкла к каким-то ограничениям, которые были приняты в Совдепии. Мне было даже смешно.

— А не обижает, что в первую очередь вспоминается Мымра из «Служебного романа»?

— Немножечко. Но ведь это действительно так. Хотя успех этого фильма у молодого зрителя для меня — загадка. Кстати, Эльдар Александрович приглашал меня на роль Шурочки Азаровой в «Гусарскую балладу» (ее потом сыграла Лариса Голубкина). Но не сложилось. А вот в «Служебном романе» действительно получилась неплохая работа.

«Ключевой в фильме была, конечно, роль Калугиной, — вспоминает Эльдар Рязанов. — Недаром в качестве одного из вариантов названия картины долго обсуждалось такое — «Сказка о руководящей Золушке». И если прекрасным принцем в конце фильма окажется неказистый поначалу статистик, то несимпатичная Мымра должна быть преображена талантом исполнительницы в очаровательную принцессу. Во время съемок мы подружились. Не попасть под очарование Алисы Бруновны — женское, человеческое, актерское — было невозможно».

Прав Эльдар Александрович, прав на все сто. Невозможно не только не попасть под обаяние Актрисы, невозможно не влюбиться в нее. Наша беседа с Алисой Бруновной состоялась в одной из гостиничных комнат, где из всей обстановки были письменный стол, стул и непонятно каким образом и с какой целью туда попавший большой резиновый шар.

«Значит, так, Игорь, — попыталась распорядиться Фрейндлих. — Вы садитесь на стул. А я… А я вот на шар сяду. Ничего, мне удобно будет».

Разумеется, никто не позволил актрисе изображать из себя спортсменку, отдыхающую на своем спортивном снаряде. Мы отправились в кафе и там поговорили. Но отсутствие звездного пафоса, искренность и простота Фрейндлих меня покорили.

— Получается, в своей шкале ценностей вы у себя не на первом месте? Вы для себя не самый близкий человек?

— (Смеется.) Не-ет. Во всяком случае, в моей жизни достаточно компромиссов.

— Откуда взялся миф о вашем несносном характере?

— Вы это серьезно? Неужели такое обо мне говорят? Интересно, с чего бы?

— Но вы можете, если нужно, поставить зарвавшегося человека на место?

— Иногда нахожу в себе какие-то силы и аргументы, чтобы это сделать. Но иногда теряюсь. И только задним числом, когда становлюсь такой умной, думаю, почему же я это не сказала.

— Многие журналисты боятся даже звонить вам.

— Я очень часто отказываюсь от интервью. Мне каждый день звонят по пять человек. Со всеми разговариваю лично. Потому что, поставь я автоответчик, буду вынуждена выслушивать разных дур, которые звонят и молчат. Или их монологи.

— Обидно, когда о вас говорят неправду?

— Ну а как же? Как у всех Стрельцов, у меня обостренное чувство справедливости.

Родители Фрейндлих — Бруно Артурович и Ксения Федоровна — познакомились в театральной студии. Правда, через несколько лет после рождения дочери их пути разошлись. Бруно Фрейндлих, отправившись с театром во время войны в эвакуацию, вернулся в Ленинград с новой семьей. А Ксения Федоровна во время войны работала на военном заводе, а затем — старшим контролером в Центральной сберегательной кассе Ленинграда.

— Алиса Бруновна, почему родители вас назвали Алисой? Тогда это ведь было достаточно редкое имя?

— Да. Тогда даже книжка Кэрролла «Алиса в стране чудес» не была переведена. Это папа придумал. Не знаю, что пришло ему в голову. У мамы были совсем другие намерения — она хотела назвать меня Наташей. На что бабушка и папа сказали: «Что же ты создаешь девочке такую странную кашу — Наталья Бруновна Фрейндлих». В результате меня и назвали Алисой.

— Детство часто вспоминаете? Какие у вас самые яркие воспоминания?

— Они, конечно, фрагментарные. Помню, болела скарлатиной и была вынуждена сидеть дома. Бабушка обычно брала меня с собой в булочную и покупала мне пирожное. А тут я проснулась утром — бабушка уже ушла. Я поставила табуретку к двери, открыла задвижку и прямо в ночной рубашке побежала за бабушкой. А надо было перейти 3–4 дороги. Когда я бабушку нашла, мне сильно попало. Тогда были такие времена — пока меня не было дома, дверь была нараспашку и никто не зашел.

А еще помню, когда папа приходил с репетиции, обязательно ложился днем поспать. Для него дневной сон был как «Отче наш», для того чтобы создать себе после утренней репетиции перед вечерним спектаклем иллюзию нового дня. Папа и мне эту необходимость передал. И вот однажды он прилег и оставил меня совершенно одну — бабушка чем-то занималась, мама ушла на работу. Я долго ходила вокруг него кругами, не давая заснуть. И когда он наконец задремал, карандашом ткнула ему в глаз. Хотела таким садистским образом разбудить его. Была за это выпорота и поставлена за печку в угол. Помню, будто это было вчера.