Иван Петров - В чекистской операции Трест

— В Финляндию не перехожу. Вы опрокинули санки, и мой пистолет из кармана выпал. Поедем искать его.

Понимал я, что не такая она дура, чтобы пистолетами разбрасываться, и сама бы она назад не поехала. Еще один проверка, не больше. От поездки обратно решительно отказался — пограничная зона не для прогулок! Она продолжала настаивать, грозила, — и сдалась только после моего заявления о том, что считаю ее провокатором, сейчас же убегу к финнам и доложу им, как она себя ведет.

Спустя какое-то время Мессинг мне сообщил, что в письме из Парижа эта дама писала: «Основательно проверила „окно“. Все там хорошо, оно в руках осторожного и верного человека».

К личности этой дамы я еще вернусь.

К лету 1925 года мое положение резко осложнилось.

Участились переходы через мое «окно» Радкевича, чрезвычайно опасного врага, шпиона и диверсанта крупного масштаба. В те годы ему было менее сорока лет. Очень сильный, смелый и нахальный человек. В прошлом гвардейский офицер, белогвардеец и белоэмигрант, по моей прикидке третий муж Шульц-Стесинской. С таким дурака не поваляешь, не отвлечешь его призраками выдуманной опасности. В моей памяти он остался как один из самых опасных врагов, с которыми мне приходилось иметь дело. Намного опасней, чем он выведен в романе Л. В. Никулина «Мертвая зыбь» или в телефильме С. Н. Колосова «Операция „Трест“». Впрочем, я встречал его не тогда, когда он с гитарой развлекал свою непослушную, капризную и скучающую от безделья неверную даму сердца, а в лесах, с пистолетом. Отсюда, наверное, и разные образы и оценки.

Радкевич любил выпить и даже границу часто переходил «под мухой». Это было и на руку мне, но и против меня тоже. В таком состоянии его настороженность ослабевала, но росла шумливость и порывистость. И как угадаешь, что взбредет в голову полупьяному неуравновешенному человеку?

Надвигались и другие опасности. Комендант участка А. Кольцов, самым тщательным образом оберегавший мою безопасность в нашей собственной среде, говорил:

— Бомов, мой помощник, что-то заподозрил и на твою заставу просится. У поезда, говорил, тебя видели, в Ленинград без разрешения выезжаешь.

— Что вы ему сказали?

— Грубо оборвал. Предложил ему заниматься своими делами, не вмешиваться в мои дела. В Ленинград, к зубному врачу, ты всегда с моего разрешения выезжал. Самолюбив он, обиделся и пока будет молчать.

— Молчать будет, но слежку усиливает. Хочет сам накрыть.

— Трудно будет с ним, это верно…

Ко всему прочему я еще малярией заболел, с ежедневными приступами. Пришлось доложить С. А. Мессингу — не могу больше, силы на исходе.

— С Радкевичем вы справились и обязаны справиться. О вашей болезни мы знаем, Паэгле сообщил, но ничего сделать пока не можем…

— Но есть же у вас другие «окна»?

— Что? Откуда вы такие вещи знаете?

— По разговорам этих господ знаю, и без них понимаю. Если я по два раза кого-либо только «туда» перебрасываю или по два-три раза только «оттуда» принимаю, то ясно — проходят они и по другим каналам.

— Логично, но пока у нас другого «окна» нет. Наметили создать, но пока нет. Вам придется держаться, любой ценой держаться! Не работайте на заставе, возложите все на помощника, и какое значение застава имеет в сравнении с той работой, которую вы делаете! Делайте только что дело, обеспечьте работу «окна» и все остальное время отдыхайте. Мы же запретили всякие проверки вашей заставы, ну и пользуйтесь этим обстоятельством.

Хорошие и умные люди, понимающие старшие товарищи, но как доказать им, что нет у меня никакого «остального времени», как доказать им, что «окно» не на мне держится, а на доверии ко мне, и я должен его поддерживать своей активной работой на заставе.

Не стал спорить и доказывать, ответил солдатское — слушаюсь и, глотая по 10–12 порошков хинина, продолжал тянуть эту неимоверно тяжелую лямку.

С Бомовым Мессинг решил быстро и правильно — не трогать его. Он уже в годах, местный житель, имеет усадьбу и из Старого Белоострова никуда не поедет. В случае увольнения он, охотник и рыболов, будет располагать еще большим временем и возможностями для слежки. Подписку о неразглашении Станислав Адамович тоже отклонил — нельзя вводить в дело новых лиц, не имеющих к нему отношения, — и приказал: командировать Бомова на Каллиловскую заставу без права выезда и держать его там столько суток, сколько потребуется.

И Бомов сидел в Каллиловских лесах часто и иногда — долго. Никаких осложнений там не ожидалось, их сочиняли Кольцов и Паэгле, чтобы Бомова с пути убрать. Ему стало тяжелее, мне легче не стало. Но выигрывало дело, и это главное.