Джулиан Барнс: Загадка

Это еще раз доказывает, что при всем различии идеологий разведывательные управления обычно похожи друг на друга как две капли воды. Скажем, параноидная Москва считает, что в интеллигентских кругах капиталистической Британии по определению должен сложиться антисоветский заговор; Бланту и компании приказывают найти доказательства, и их неоднократные заверения, что такового заговора не существует, принимаются за свидетельство их двойной игры. Теперь перенесемся на несколько десятилетий вперед. Пообещав Бланту статус неприкосновенности, британцы устраивают ему допрос. Легковерных олухов, которые позволяли своим старым школьным приятелям выходить сухими из воды, сменило новое поколение, которое уже не так просто было провести. Новенькие приходят к выводу, что в недрах разведки непременно должен был сложиться до сих пор не раскрытый крупный заговор; кроме того — давайте рассуждать логически, — раз уж существовала Кембриджская группа, то и без Оксфордской группы не могло обойтись. И неспособность Бланта подтвердить эти теории лишь доказывает то, что он от них многое скрывает. (Если он и скрывал, то, по-видимому, не это.)

До тех пор, пока не будет разрешен неограниченный доступ к московским архивам, мы не сможем точно сказать, какой урон Блант нанес как шпион. Миранда Картер может рассказать нам, что и как он делал, однако это «что» оказывается не в фокусе: нам сообщают, сколько Блант передал документов, но что это были за документы — неизвестно. Картер делает вывод, что на совести Бланта не было ни одной смерти, чего нельзя сказать о Филби. И впрямь: большая часть переданной им информации должна была помочь России в войне с Германией, так что можно сказать, что он косвенно помогал спасать жизни союзников. Но с другой стороны, он непременно должен был рассказать русским все, что знал о работе британских секретных служб.

Грэм Грин однажды сравнил безжалостного Филби с английскими католиками, предавшими Англию Елизаветы I в пользу Испании Филиппа II. А твердолобые коммунисты, сохранявшие веру в Сталина, в то время как тот творил жестокости, напоминали Грину католиков в эпоху Инквизиции, живших верой в то, что когда-нибудь на сцене появится личность вроде Папы Иоанна XXIII. Теперь, когда коммунизм потерпел крах, это сравнение кажется еще более странным: все-таки проще понять тех, кто предает и убивает ради религиозной идеи (посмертный рай), нежели тех, кто делает это ради идеи политической (тех, кому обещан рай по исполнении всех пунктов нескольких пятилетних планов). Возможно ли, что со временем кембриджских шпионов будут воспринимать как идеалистов, перешедших на сторону проигравших — если не римских католиков, то, скажем, поверженных пуристов вроде катаров? Вряд ли: хоть Блант и мужественно перенес свое унижение, ему всегда не хватало благородства. Тем не менее его удивительная противоречивость подтолкнула Алана Беннетта к написанию пьесы, а Джона Бенвилла вдохновила на создание книги. Может, Сирил Конноли был все-таки прав, хоть и спутал шпионов. Может, Блант когда-нибудь растворится в литературе и станет Уэрингом своего века.