Шамиль Султанов - Плотин. Единое - творящая сила Созерцания

После суда Зевса над Титанами и рождения смертных существ души сменяют жизни через определенные периоды времени и многократно вселяются в различные человеческие тела:

Но возможно переселение человеческих душ и в других животных:

Души привязаны воздающим всем по заслугам Зевсом к колесу судьбы и рождений, от которого невозможно освободиться, если не умилостивить тех богов, коим приказ от Зевса: отвязать от круга и дать от зла передышку.

…Порфирий подошел к огню. Он чуть поклонился пламени и, казалось, о чем-то задумался. Но через минуту, очнувшись, он взял нечто, похожее на тонкий небольшой цилиндр в руки и, наклонившись, прочертил на полу линию, образовавшую полукруг, обнимающий со стороны двери и широкого окна очаг, при этом стараясь не поворачиваться полностью к огню спиной. Порфирий тщательно утолстил линию, а затем, отряхнув в сторону руки, повернулся вновь к мерному, спокойному пламени и замер. Через некоторое время он вытащил небольшой сверток, засунул в него руку и, вытащив щепотку тщательно измельченных трав, бросил в огонь. Казалось, ничего не изменилось. Порфирий стоял, выпрямившись и неотрывно вглядываясь в спокойный клубок пламени. Он что-то произносил, и его лицо быстро бледнело, а глаза чуть сузились и смотрели с растущим напряжением…

В этот миг в очаге что-то треснуло: огонь взметнулся вверх с самыми причудливыми цветами языков. Через несколько секунд они слились в безмолвный, чуть только дрожащий пламенный круг, в котором показалось сосредоточенное лицо Амелия. Он словно оторвался от письма, чтобы взглянуть на пришедшего друга. Кивнув Порфирию, Амелий полулежа продолжил писать.

Порфирий неслышно подошел к нему, взял первый небольшой сверток и начал читать письмо, которое Амелий написал ему, задолго до их знакомства у Плотина.

«Америй шлет тебе привет. Если ты здоров — хорошо, я здоров.

Вчера Плотина и меня пригласил Рогациан в восточный терм Агриппы. Человек он молодой, из древнего патрицианского рода, да и сам уже сенатор, несмотря на свою молодость. Некто направил его к нашему другу, как человеку мудрому и благочестивому. Проговорили они почти всю ночь о божественных числах как порождающих принципах ума. Вчера же пришел Рогациан с известием, что в библиотеке, которая сохранилась в термах Агриппы, есть некая древняя пифагорейская рукопись, повествующая об этом же.

Поначалу я предполагал, что наш друг откажется, ибо он не любитель посещать эти шумные, многолюдные места. И более того, не уверен я, что до вчерашнего дня был он вообще там. Предпочитает Плотин домашнюю ванную, массаж и умащения маслом.

Но неожиданно он согласился. Причин тому две, я думаю. Во-первых, природное его любознание. А во-вторых, тот терм, куда пригласил нас Рогациан, был первым в Риме, а ведь известно нам, что все первое многозначно и заслуживает внимания философа.

И я еще добавил вот что в разговоре с Плотином: терм — это своего рода воплощение или зеркало, точнее, где проявляется дух римского народа, его сила и его бессилие. И для примера зачитал я с комментариями один отрывок довольно известного автора:

„Высокий вход с широкими ступенями, скорее пологими, чем крутыми, — для удобства входящих. Посетителя принимает огромный общий зал, достаточный, чтобы там могли ожидать слуги и провожатые, и расположенный слева от ряда роскошно отделанных покоев: и они, конечно, очень уместны в банях, такие укромные уголки, веселые и залитые светом. Далее, примыкая к ним, находится второй зал — излишний, что касается купаний, но необходимый, поскольку речь идет о приеме самых богатых посетителей. За этим помещением с двух сторон тянутся комнаты для раздевающихся, где они оставляют одежду, а посередине расположено помещение высокое и светлое-пресветлое, с тремя водоемами холодной воды. Здесь же два изваяния из белого мрамора старинной работы.