Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й

— Разобьем Гитлера, тогда и свадьбу сыграем. Сейчас, глядя в окно на спешащую Светлану, Михаил и радовался, и огорчался. С минуты на минуту мы должны были лететь на задание и ждали вызова. И не стоило перед вылетом расслабляться. Я понимал состояние Шилова. Поэтому не удивился, услышав его просьбу:

— Пойди ты, Алеша… Не могу я сейчас с ней встретиться… Она начнет плакать. Знаешь, у меня такое предчувствие, что вижу ее в последний раз… В общем, скажи, что я уже вылетел.

Я пробрался через густые заросли малины в соседний двор и вышел оттуда навстречу Светлане.

— Где Миша? — спросила она с тревогой в голосе. — Все в порядке? Ну, слава богу! Ох, если бы вы знали, с какими трудностями я сюда добиралась! Правдами и неправдами… Но где же Миша?

— Да в самолете уже, сейчас вылетаем. И мне надо спешить, ты уж извини, — неуклюже выкручивался я.

— Не обманываешь? — Светлана недоверчиво и строго посмотрела на меня.

— Да нет же! — поспешно заверил я девушку, чувствуя, что краснею безбожно. — Через час вернемся. Честное лейтенантское! — крикнул уже на бегу. — Жди-и-и!

Задание было обычное: ударить по железнодорожной станции Выгода. Это была крупная перевалочная база противника. Летать сюда приходилось часто, и всегда мы обнаруживали тут скопление автомашин, повозок, товарных вагонов. А в эти дни, по данным наземной разведки, сюда прибыли эшелоны с войсками, колонны бензовозов. Станция усиленно охранялась зенитками, так что нам обычно крепко доставалось во время штурмовых налетов.

Наше появление над Выгодой не застало противника врасплох. Еще на подходе к станции перед «ястребками» встала заградительная стена из свинца и стали. Однако мы все прорвались и с ходу ударили по зенитным батареям. Пушки на какое-то время замолчали, и нам удалось хорошо «обработать» стоявшие в тупике эшелоны. Мы сбросили также снаряды и бомбы на склады боеприпасов, обстреляли скопление автотранспорта.

В пылу сражения мы как-то не обратили внимания на то, что вражеские зенитки молчали по-прежнему. Неужели мы подавили все батареи? Но когда стали набирать высоту для очередного удара, все стало ясно: с юго-западной стороны, на высоте двух тысяч метров шла группа немецких истребителей «Ме-109». Шилов, задачей которого было прикрывать штурмующую четверку, взмыл со своей тройкой вверх.

Ему с трудом удалось отогнать противника и дать нам возможность до конца выполнить задачу. Мы славно поработали: горели составы, взрывались цистерны с бензином. Теперь можно было со спокойной совестью возвращаться домой. И тут «мессеры» с яростью обреченных снова набросились на нас, преграждая путь.

Значит, воздушный бой… Ну что ж, принимаем. Я выровнял машину и бросил взгляд влево: Шилов сделал отвлекающий маневр, взял огонь на себя. Его звено продолжало сражаться с пятеркой вражеских самолетов, и мы ринулись на помощь друзьям. Шиловский «почерк» нельзя спутать ни с чьим другим: только он мог так ловко надуть противника — резко убрал газ и ввел машину в скольжение. Обманутый фашист проскочил на большой скорости, а Миша ударил ему вслед из пушки. «Мессершмитт», объятый пламенем, упал рядом с железнодорожной насыпью. Я в восторге закричал «ура».

Однако радоваться было пока рано. Уже в следующую минуту стало совершенно ясно, что бой складывается не в нашу пользу. Численное превосходство противника все же давало о себе знать. Пока сбитый «мессер» догорал на земле, а Шилов, разворачиваясь, набирал высоту, мы бросились выручать двух его ведомых. Тем временем и на Шилова насел воздушный пират и уже не отставал от него. Дважды увернулся наш товарищ от прицельного огня и снова фашист, изловчившись, зашел снизу. Длинной очередью самолет Шилова был сражен: очевидно, снаряд попал в бензобак, потому что машина загорелась, потеряла управление и начала резко снижаться. Сердце мое замерло в напряжении: неужели Михаил ранен? Почему он не планирует к нашей территории? Ведь смог же Алелюхин спастись в почти сходной ситуации…

И вот финал: горящий «ястребок» падает в самую гущу вражеских танков. Взрыв, клубы черного дыма взметнулись к небу… Отбиваясь от наседающих «мессеров», ищу глазами белый купол парашюта, молю о чуде. Но чуда не происходит, погиб мой боевой товарищ. Если он видел свой неизбежный конец, то не мог поступить иначе. Вспоминаю, как в минуты откровения Шилов говорил не раз: «Биться надо до последнего и если уж умирать, то как Гастелло. Только тогда можно считать, что до конца выполнил свой долг…»