Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й

У одного жилого дома фугаской отбит угол, вместо окон зияют дыры, под сапогами неприятно похрустывает битое стекло.

Я поспешил на свою квартиру. Здесь все было перевернуто кверху дном. Оконные рамы болтались на железных петлях, дверь перекосило. Попытался навесить ее, но ничего не получилось. Пол был усеян осколками битой посуды, осыпавшейся штукатуркой. Пыль еще не осела и неприятно щекотала ноздри. Мне не захотелось ни к чему притрагиваться и наводить порядок. Вдруг показались ненужными вещи, предметы, которые еще вчера веселили душу и радовали глаза. Я отобрал несколько фотографий, прикрыл дверь и сошел вниз. Но не успел сделать нескольких шагов, снова услышал пальбу зениток. Неужели опять налет? Пригибаясь, мимо штакетника пробежала женщина с мальчуганом, и почти в тот же миг раздался оглушительный взрыв. Женщина мгновенно упала, накрыв своим телом ребенка. По земле скользнула зловещая тень «Хейнкеля» и исчезла за домами. По крышам забарабанили пули. Я глядел в бездонное синее небо, и ненависть вскипала в моей душе. Так ли они сильны, чтобы безнаказанно летать над нашими жилищами, разрушать города, калечить людей? Не позволим осквернять нашу землю!

Посты ВНОС и зенитчики на этот раз оказались на высоте, атака противника была отбита. И мы сделали для себя выводы. Был установлен четкий порядок дежурств на земле и патрулирования в воздухе. Днем и ночью в небе Одессы барражировало звено «ястребков», В случае появления воздушного противника немедленно поднималось подкрепление.

Наша 4-я эскадрилья еще в мирное время считалась ночной. Сейчас командир полка поставил перед Елохиным задачу организовать непрерывное ночное дежурство над городом. Ночной полет сложный. Летчик должен отлично ориентироваться, по мельчайшим объектам на земле определять свое местонахождение. Над Одессой не так уж трудно ориентироваться: море, залив, лиманы, дороги. Они — надежные помощники летчика.

Мы гордились оказанным доверием, рвались в полет, тем более, что противник все чаще стал появляться в ночном небе. Первый мой бой произошел именно глубокой ночью. В паре с лейтенантом Шиловым мы патрулировали над акваторией порта. Погода отличная. Упорно ищем противника. На ловца, как говорят, и зверь бежит. Неожиданно замечаю впереди себя два силуэта. Сомнений быть не может — фашисты. Спешу на перехват, а ведомому даю команду, качнув крыльями: — Прикрой, атакую!

Тот сразу понял. Мы развернулись и пошли на сближение. Приблизившись на дистанцию действительного огня, я поймал в перекрестие прицела самолет противника, нажал кнопку. «Мессершмитт» вздрогнул, повалился на крыло. Душа моя запела от радости, влепил, думаю, сейчас он вспыхнет факелом…

Но «мессер» вдруг пошел на разворот, и не было видно ни дыма, ни огня. Выходит, я промахнулся? Снова ловлю в прицел и выпускаю длинную очередь. Самолет вроде бы задымил, однако упрямо продолжал полет.

Видно, я оказался во власти азарта. Понимаю, что это плохо, горячиться в бою, — не признак мастерства. Но никакая сила не могла уже меня удержать. Снова набираю скорость, продолжаю вести огонь. Шилов неотступно следует за мной, и тоже изредка с большой дистанции бьет короткими очередями.

Так мы преследовали противника минут пятнадцать. Разъяренный, в последний раз беру на прицел «мессера». Но что за черт — выстрела не последовало. И тут опомнился: горючее-то у нас на пределе, надо возвращаться.

Встретили нас, как ни странно, с ликованием. «Разыгрывают, насмехаются», — подумалось мне. На душе и так кошки скребут, ведь бой оказался безрезультатным, враг ушел…

Да нет, без шуток нас считали чуть ли не героями дня. Многие наблюдали перипетии боя с земли и видели, как мы преследовали противника, прижимали его к земле, и он вынужден был удирать. Стало быть, мы показали свое превосходство.

Похвалу мы принимали сдержанно: как бы там ни было, а самолет все-таки не сбили. Попало от меня оружейнику Каримову. Не откажи в последней атаке оружие, наверняка добил бы фашиста. Но надо же быть самокритичным, вначале сам промазал, только признаться духу не хватает. Вспомнил слова Шестакова, сказанные в Ростове после первого учебно-тренировочного полета:

— Не нравится мне твоя спешка. Зачем торопишься?

Каримов недолго копался в машине. Выстрела не последовало потому, что заело пулеметную ленту. От главного инженера Кобелькова, и особенно от Шестакова, досталось многим, в том числе и инженеру полка по вооружению Ивану Андреевичу Орлову, человеку степенному, серьезному, хорошо знающему свое дело. Я стал на его защиту, при чем тут он, когда главная вина летчика да оружейника.