Фредерик Бегбедер: Конец света: первые итоги

Выбрать сто любимых книг — значит дать характеристику самому себе, и предлагаемый мной новый список красноречиво свидетельствует о моей малограмотности. Мне скажут, что это — кособокий пантеон литературоведа-самозванца, но на самом деле представленная библиотека из папье-маше прежде всего выдает мою натуру привыкшего разбрасываться читателя-самоучки. Разумеется, в списке «Лучших книг ХХ века», опубликованном в 2002 году, фигурировало много почитаемых мной авторов (Аполлинер, Набоков и другие), а также авторов, с которыми мне довелось быть лично знакомым (Саган и Кундера). Чтобы не походить на старого маразматика, талдычащего одно и то же, я сознательно исключил их из членов нового Клуба-100. Всех, кроме Жида и Саган, Перека и Виана, Хемингуэя и Фицджеральда. Почему? Потому что исключение подтверждает правило и потому что на свете нет наслаждения выше, чем нарушить закон, который сам имел глупость только что провозгласить, особенно если тебе выпадает шанс первым попытаться выложить на весы имена всей шайки. Да-да, это они во всем виноваты, я тут ни при чем, они подбили меня на нехороший поступок; впрочем, подробнее об этом — ниже.

Позвольте уточнить: в выборе «топ-100» я руководствовался не собственной прихотью. Я действовал строго научно. Составляя последний рейтинг личной бумажной библиотеки, я оценил по десятибалльной шкале тысячи литературных произведений, опубликованных с 1895 по 2010 год, вывел по каждому среднее арифметическое, а затем перетащил победителей в свой дом в Стране Басков. Алгоритм получения конечного результата был настолько сложен, что Марку Цукербергу, 4 февраля 2004 года основавшему Фейсбук, остается только нервно курить на лестнице. Но поскольку я сторонник прозрачности во всем, то охотно делюсь с вами своим научным методом. Вот по каким десяти критериям я производил отбор.

МОИ ДЕСЯТЬ КРИТЕРИЕВ ОТБОРА ЛЮБИМЫХ КНИГ:

1. ВНЕШНОСТЬ ПИСАТЕЛЯ (КАК ОН СЕБЯ ВЕДЕТ И ВО ЧТО ОДЕВАЕТСЯ).

2. ЮМОР (ЛИШНИЙ БАЛЛ ЗА КАЖДЫЙ ВЗРЫВ ХОХОТА).

3. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ АВТОРА (НАПРИМЕР, ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ В МОЛОДОСТИ).

4. ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА КАЖДУЮ ПРОЛИТУЮ СЛЕЗИНКУ).

5. ШАРМ, ГРАЦИЯ, ЗАГАДКА (КОГДА ВОСКЛИЦАЕШЬ: «ДО ЧЕГО ЗДОРОВО!», БУДУЧИ НЕ В СОСТОЯНИИ ОБЪЯСНИТЬ ПОЧЕМУ).

6. ПРИСУТСТВИЕ УБИЙСТВЕННЫХ АФОРИЗМОВ И АБЗАЦЕВ, КОТОРЫЕ ХОЧЕТСЯ ЗАПИСАТЬ, А ТО И ВЫУЧИТЬ НАИЗУСТЬ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА КАЖДУЮ ЦИТАТУ, СПОСОБНУЮ ПРОИЗВЕСТИ ВПЕЧАТЛЕНИЕ НА ЖЕНЩИН).

7. КРАТКОСТЬ (ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ БАЛЛ, ЕСЛИ В КНИГЕ МЕНЬШЕ 15 °CТРАНИЦ).

8. СНОБИЗМ, ВЫСОКОМЕРИЕ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ АВТОР — ТЕМНАЯ ЛОШАДКА, ПЛЮС ДВА БАЛЛА — ЕСЛИ ОН РАССКАЗЫВАЕТ О ЛЮДЯХ, КОТОРЫХ Я НЕ ЗНАЮ, ПЛЮС ТРИ БАЛЛА — ЕСЛИ ДЕЙСТВИЕ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ В МЕСТАХ, ПРОНИКНУТЬ В КОТОРЫЕ НЕВОЗМОЖНО).

9. ЗЛОБНОСТЬ, РАЗДРАЖИТЕЛЬНОСТЬ, ГНЕВ, КОЖНЫЕ ВЫСЫПАНИЯ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ У МЕНЯ ВОЗНИКЛО ЖЕЛАНИЕ ВЫШВЫРНУТЬ КНИГУ В ОКНО).

10. ЭРОТИЗМ, ЧУВСТВЕННОСТЬ ПРОЗЫ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА ЭРЕКЦИЮ, ПЛЮС ДВА БАЛЛА ЗА ОРГАЗМ БЕЗ ПОМОЩИ РУК).

Надеюсь, эти новые революционные критерии произведут переворот в преподавании литературы в средней школе. После долгих месяцев отсрочек, правки рукописи и полной смены взглядов, стоивших моему издателю последних волос, я хотел бы успокоить всех ныне живущих писателей, не попавших в список: если мой список не оставит равнодушными других пожирателей бумаги, облысевший Марсель стребует с меня второй том, в который вы, обладая талантом, войдете автоматически; в случае, если талантом вы не обладаете, мне глубоко плевать на ваши обиды. Также спешу уточнить, что авторы, находящиеся на жалованье в издательстве «Grasset», были мною сразу исключены (Бернар, Шарль и Жан-Поль, простите великодушно, но профессиональная этика — та еще сука). Итак, вот мои сто настольных книг минувшего века — перечень столь же странный, как и Сто дней, и клуб еще более закрытый, чем «Двести семейств» [7] «Двести семейств» — принятое во Франции в период между двумя войнами наименование 200 крупнейших акционеров Банка Франции .

О мой винтажный читатель! Бумажный букинист, пережиток пыльных чердаков, отважный токсикоман, подсевший на самый опасный в мире наркотик! О доблестный хранитель заплесневелых фолиантов, божественный литературный аутист, спаситель разума от забвения, молю тебя, не исцеляйся! Продолжай пестовать бумажных тигров, пока у нас есть еще время! Некоторые из перечисленных книг уже не купишь ни в одном книжном, другие пока есть, но вот-вот пропадут; впрочем, через пару-тройку лет пропадут и сами книжные со всеми современными Монтэгами. Так спешите же втихаря обогатить свою коллекцию этими пережитками прошлого. Давайте спасем хотя бы нескольких happy few [8] Здесь: счастливчики (англ.) , которых еще можно спасти. Давайте вместе замедлим прогресс всеобщего оглупления, очень вас прошу. Еще минутку, господин цифровой палач. Позвольте дочитать страницу, ну пожалуйста, мне осталась последняя глава, — так приговоренный к казни выкуривает последнюю сигарету, так японец спокойно ждет цунами в своем бумажном домике. Равнодушие спящих отнюдь не означает, что в том, что стоит на пороге, нет ничего страшного. Мы медленно и вяло вступаем в апокалипсис беспамятства и пошлости. Если сегодня я пишу, то только благодаря тем клочкам папируса, за которыми всегда скрывалась родственная душа. Это они во всем виноваты — Джей и Брет, Блонден, Туле и Дастен… Во всяком случае, чувство благодарности или злобы — в зависимости от того, как вы оцениваете мой микроскопический по размерам камешек в сооружении здания, — должно быть обращено не ко мне, а к ним.