Фредерик Бегбедер - Конец света - первые итоги

//- Биография Эрнеста Хемингуэя — //

Эрнест Миллер Хемингуэй родился в Оук-Пак, штат Иллинойс, 21 июля 1899 года. Умер, снеся себе башку выстрелом из ружья, 2 июля 1961-го. В промежутке был ранен осколочным снарядом в Италии (1918), сражался в Париже в 1920-х (как и все остальные), воевал в Испании, в 1944-м вместе с Сэлинджером освобождал парижский отель «Риц», жил в Ки-Уэсте (Флорида), Гаване (Куба), Кечуме (Айдахо), едва не погиб в авиакатастрофе в Африке. Написал, в числе прочего: «Фиеста» («И восходит солнце»), «Прощай, оружие!», «Смерть после полудня», «По ком звонит колокол», «Старик и море», «Пусть начнется праздник». Получил Нобелевскую премию по литературе за 1954 год. Четыре раза был женат. Один раз покончил с собой. А, вот еще. Ему, обожавшему огнестрельное оружие, наверное, было бы приятно узнать, что его правнучка Дри — настоящая атомная бомба.

От Жюля Ренара он узнал, что «искусство — это час мечтаний и пять минут письма». Писать кратко — не значит писать ни о чем. Искусство — вопрос плотности. Бланшар не верит ни во что: ни в книжки по 10 франков, ни в благотворительность, ни в себя, ни в Самую Великую Библиотеку, ни в Кристиана Бобена [28]  Бобен Кристиан — современный французский писатель христианского направления, лауреат Гран-при католической литературы , ни в телевидение. За это его и любил критик Рено Матиньон, приветствовавший в его лице «писателя, родившегося посмертно», и мастера «литературного янсенизма».

Я читал его «В сумерках» («Entre chien et loup», дневники, 1987), «Литературой единой» («De littérature et d’eau fraîche», дневники, 1988–1989), «Шепотом» («Messe basse», дневники, 1990–1992) и «Тупик Дефанс» («Impasse de la Défense», дневники, 1993–1995), но выбрал «Ноченьки» («Petites nuits»; дневники, 2002). Свежая, прохладная струя — несмотря на подступающий страх, скрежет зубовный, полуглухоту, смерть писателя и драматурга Калаферта, проблемы с деньгами, комплекс неполноценности или комплекс превосходства (это одно и то же), свойственный авторам, высоко ценимым критикой и не признаваемым широкой публикой (что все же лучше, чем наоборот). В 51 год Бланшар шутит меньше, чем раньше. Что же будет, когда он станет вдвое старше? Он уже написал: «Наступает такой возраст, когда, глядя в зеркало, мы видим свои будущие морщины, видим облик старика, в которого превратимся. У смерти появляется лицо — и это твое лицо». Да, так что же он напишет, когда ему стукнет столько, сколько было его наставнику Жюльену Грину, когда тот умер (97 лет)? Как и все хорошие писатели, Бланшар существует не сам по себе. Рассказывая о том, что он читает, он демонстрирует открытую Ринальди гурманскую субъективность, а задаваясь проклятыми вопросами, чеканит нигилистские максимы в духе философа Чорана («Счастье? Несчастливое слово»). Многие собратья по перу, даже не догадываясь об этом, принадлежат к его родне: например Жан-Клод Пирот, Ален Шани или Ролан Жаккар.

На 133-й странице Андре Бланшар открывает нам свой секрет: «Быть писателем — значит верить, что все не только может, но и должно кончаться словами, иначе жить станет невозможно». Стилисту нечего предъявить, кроме стиля. Его жреческий долг состоит в том, чтобы вывернуть наизнанку общие места, изменить смысл слов и преодолеть рубежи, пройденные предшественниками. Дневник Бланшара, разумеется, наводит на мысли о дневниках Жюля Ренара и Поля Леото: почему язык некоторых дневников несравнимо лучше их содержания? Потому что Бланшар существует вне времени и подпитывается чтением, пейзажами и воспоминаниями. Он рассказывает о том, как потерял работу и поссорился с издателем, как страдал головокружениями и трясучкой, как страшно исхудал (весил 58 килограммов при росте 1 метр 80 сантиметров). Ему удалось стать бедным провинциальным писателем-изгоем, не впав в ханжество, как Бобен, в унылую серость, как Делерм, и в самодовольство, как Мишон. Он доказывает, что можно вести дневник, не ограничиваясь пристальным изучением собственного пупа. Вынужденный столкнуться с провалом, отвращением к жизни, необходимостью сводить концы с концами и трауром по коту (его дотянувший до 23 лет любимец пережил Миттерана, Дюрас и Леди Ди), Бланшар не теряет способности очаровываться. Свободный от ехидства и желчности, он последовательно ведет свою партию веселой безнадеги, партию нигилиста в бегах. Нечасто случается, читая книгу, ощущать, до чего тебе повезло, что ты ее читаешь. Перо Андре Бланшара — это волшебная палочка, способная растормошить пресыщенных критиков. Ух ты, значит, такие книги еще существуют? Кто-то еще умеет творить такую элегантную печаль? Такую небрежную свободу?