Варлаам Рыжаков - Капка

- Шурка! - взвизгнула я.

Он, как от толчка, выпрямился, прыгнул к дяде Еремею.

Сверкнул топор. Дядя Еремей попятился, охнул. Шурка бросился в кусты. Из плеча у дяди Еремея капала кровь.

В больнице ему наложили швы, забинтовали. Врач сказал:

- Удар топором.

- Нет, что вы! - запротестовал дядя Еремей. - На косу я сослепу наскочил.

Врач прищурился и покачал головой.

Ночью Шурка постучал к нам в окно, позвал меня на улицу, спросил:

- Я убил его?

- Плечо разрубил.

- Жалко.

Я заплакала:

- Ты... Ты... Ты подлец. И отец твой был подлец. Уйди.

Шурка наотмашь ударил меня по щеке и нырнул в темноту. Я тихо осела на ступеньку крыльца, уткнулась лицом в колени.

- Шурка... Шурка...

И захлебнулась слезами.

Когда я очнулась, светало. Ночь боязливо уползала в глубокие овраги. В овраги нашего детства, где терпко пахло знойным дурманом. На высоком бугре за деревней умывалась росой трепетная заря.

* * *

С Шуркой мы больше не встречались. Он испугался, что дядя Еремей заявит в милицию, и уехал в город. Сбежал, проще говоря, и не появлялся в деревне несколько лет. Присылал матери деньги, писал письма, а сам не приезжал.

В некоторых письмах Шурка спрашивал обо мне. С этими письмами Зойка прибегала к нам и, радостная, читала их вслух. Она все просила меня написать Шурке. Я обещала ей, но так и не написала, потому что Шурка мне не писал.

В городе Шурка устроился в техническое училище, потом работал на авиационном заводе слесарем и одновременно учился в аэроклубе. Из аэроклуба Шурка перешел, а может, его перевели, я точно не знаю, в летную школу. Окончил ее и получил направление на Север в воинскую часть. Вот тогда-то Шурка и приехал в деревню. Но я не видала его. Я в то время жила в городе - училась в медицинском институте.

Говорят, приехал с нарядными погонами - лейтенант. Ходил к дяде Еремею, извинялся. Дядя Еремей обнял его и заплакал.

Пробыл Шурка в деревне всего две недели, отремонтировал матери двор и уехал.

Через год Зойка показала мне его фотографию.

Шурка стоит возле огромного валуна. На груди орден. Глаза прищурены видимо, Шурка чем-то смущен.

За что Шурка получил орден - он не писал. А вот что собирается в отпуск, написал. Но не приехал.

При исполнении служебных обязанностей Шурка погиб.

Об этом я узнала из газет. Там же сообщалось, что Машину Александру Афанасьевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

И встал Шурка в сквере перед нашей школой в коричневом мраморе. Встал и все смотрит в небо. Грустно так смотрит. Тяжел коричневый мрамор.

Рядом со школой совсем недавно появилась веселая изба с голубыми резными наличниками. Изба Кольки и Зойки.

У них двое детей, два мальчика.

Колька окончил школу механизаторов и работает на тракторе. В деревне его любят. Добрый он, отзывчивый. И усадьбы весной всем перепашет, и сено из лугов, и дрова из лесу привезет.

Зойка работает на ферме - свинаркой. Депутат сельского Совета. Модница, каких свет не видывал. Как ни приеду в деревню, обязательно обновками похвалится.

А я бываю в деревне часто - почти каждый год. Хотя мамы уже нет. Умерла три года назад. Умерла в областной больнице у меня на руках.

Когда я вспоминаю о ней, предо мной всегда встают ее широко открытые, по-детски удивленные предсмертные глаза.

Похоронена она в той же могиле, где похоронен и папа. Лежат они под одним крестом, который когда-то сделал Шуркин отец. Возле креста радостно тянут к солнцу тонкие ветви береза и молодая рябина.

Могильный холм заботливо выложен зеленым дерном. И всегда в летнюю пору лежат на могиле завялые нежные лесные цветы. И я знаю, что приносит их дядя Еремей.

С мамой они так и не поженились. Почему? Не знаю.

Большой пятистенный дом, который начал строить дядя Еремей, так и остался недостроенным, потемнел, стоит одиноко на окраине села. В пустых проемах окон в ненастные дни гудит тоскливо ветер. А дядя Еремей так и живет в лесной сторожке. Постарел он, поседел.

В деревню я приезжаю к нему. И отдыхаю от торопливой городской жизни. Сплю на сеновале, на свежем душистом сене. По утрам меня будит горластый красный петух. Полусонная, я бреду по росной тропе к озеру умываться. После завтрака мы с дядей Еремеем обходим его необъятные лесные просторы, а по вечерам, усталые, пьем с медом чай и подолгу молчим.

Живу я в городе Горьком с озорником Сережкой. Бедовый он парень. Покоритель мира - Наполеон, Лев Толстой, Степан Разин, Джек Лондон, Феликс Дзержинский - вот кто мой великий спорщик, ученик десятого класса, Сережка.