Сергей Михалков - Два брата - две судьбы

Почему-то особенно запомнилась первая статья Алексея Толстого из большого публицистического цикла, написанная через несколько дней после нападения фашистской Германии. Называлась она «Что мы защищаем?». В статье чувствовалась тревога большого русского писателя за судьбы народа и его культуру.

В творчестве Толстого меня всегда поражала самобытная широта его русской натуры, энциклопедические знания, редкое умение сочетать беллетристичность, увлекательность повествования с поразительной глубиной социального анализа. Сколько бы ни прошло времени, какие бы таланты ни выдвинула отечественная литература, Алексей Николаевич Толстой всегда останется ее драгоценностью.

Умер Толстой неожиданно. Чувство потери было всеобщим, но было и сознание того, что его творчеству суждена долгая жизнь. В военную пору Алексей Николаевич однажды посоветовал мне попробовать свои силы в басенном жанре.

— Тебе лучше всего удаются стихи, в которых ты идешь от фольклора, от народного юмора. Не начать ли тебе писать басни? — посоветовал мне Толстой.

Честно говоря, аллегорическая поэзия представлялась мне чем-то в достаточной степени архаичным. Затем произошло следующее. Страна отмечала юбилей Крылова. По радио, с подмостков эстрады, с газетных страниц звучали гениальные крыловские творения. Они заражали людей смехом, рождая в сердцах радость, гнев, иронию, сарказм. Видимо, и в число крыловского юбилейного комитета я попал по рекомендации Алексея Толстого.

Часто с благодарностью думаю я о его проницательности, — он сумел в моих стихах для детей разглядеть басенное начало и подсказать мне новую верную жанровую дорогу.

Зная, сколь опасен эзоповский язык самого жанра басни, я, посоветовавшись с Эль-Регистаном, рискнул послать свои первые басни непосредственно Сталину. «Ответ» я получил через газету «Правда», где вскоре были опубликованы с рисунками Кукрыниксов басни «Заяц во хмелю» и «Лиса и Бобер».

Читательский успех «Зайца во хмелю» и «Лисы и Бобра» во многом определил судьбу этого незаслуженно забытого жанра. Правда, на первых порах мне не раз приходилось слышать: «Время аллегорий прошло. Этот жанр устарел. Зачем его возрождать? Басня сегодня никому не нужна!» Однако сама жизнь доказала обратное. Меня поддержала газета «Правда»: она стала публиковать мои басни, как бы открывая дорогу этому жанру. Басня звучала по радио и с эстрады в исполнении Игоря Ильинского и других артистов — мастеров художественного слова. Обнаружилось, что у нее есть немало поклонников, что авторы басен живут и работают в разных концах страны, нуждаются в поощрении и признании.

Правда, во внезапно хлынувшем на страницы периодики басенном потоке было много издержек: иные сочинители, пользуясь аллегорическими средствами, с завидной легкостью очеловечивая животных и предметы, заставляли своих «героев» блеять, мычать и кудахтать по самому ничтожному поводу: вели наивный нравоучительный разговор, сводя его в конечном итоге к убогому морализаторству, поверхностной дидактике.

Такого рода просчеты тоже были поучительными. Я понял на практике, что басня отнюдь не фельетон, что сама по себе басенная форма еще ничего не решает, ибо нужны художественные поиски, открытия. Надо сказать, что простота, лаконичность, сюжет, юмор не даются баснописцу легко. Басенный хлеб приходится добывать на ниве в поте лица своего.

Жизнь жанра можно сопоставить с жизнью человека. Жанр, как и человек, переживает золотую пору детства. Время молодости. Прекрасной зрелости. Наступает старость, приходит смерть. Не так ли угас жанр оды и мадригала? Однако жанр, в отличие от человека, обладает способностью и к возрождению. Для этого должны, видимо, возникнуть соответствующие условия. Крылов столько сделал в сфере басни, что многие считали ее возможности исчерпанными. У Крылова были предшественники и последователи. Но имя Крылова затмило все имена. Работа Демьяна. Бедного дала басне новую силу. Недаром он в свое время писал:

Теперь, говоря об истории литературно-политической сатиры в XX столетии, мы не можем не вспомнить и политических басен Демьяна Бедного.

Я старался придать басне многогранность, обращаясь к различным сторонам действительности. Поэтому приходилось пристально приглядываться к всевозможным житейским ситуациям, высматривая в них то, что волнует многих, что является в данное время типическим, носит обобщающий характер.