В длинные зимние ночи, когда нам объявляли «максимум» — то есть задание сделать максимально возможное число вылетов, — некоторые экипажи проводили в воздухе по 10 часов. 10 часов крайнего нервного напряжения, напряжения всех физических сил!
Иногда в результате перенапряжения наступала апатия, и летчик или штурман засыпали в полете или, наоборот, не могли уснуть по нескольку суток.
Бывало и так, что на глазах летчика над целью гибли боевые товарищи. Их самолеты, сбитые зенитным огнем или подожженные ночным вражеским истребителем, камнем падали на землю.
Но как бы ни было тяжело, девушки всегда рвались в бой. Только в одном случае проявлялась женская слабость: если экипаж по каким-либо причинам отстраняли от полета. Вот тогда боевые летчики плакали от обиды, как школьницы.
В туманные, непогожие ночи на старте, когда в ожидании полетов экипажи сидели под плоскостями своих «У-2», Женя любила рассказывать нам сказки. Тихим высоким голоском читала она баллады Жуковского, красивые сказки о подвигах рыцарей и их прекрасных дамах. Помнила она их удивительно много. И тогда невольно забывался и дождь, и туман, и холод.
Любила она и помечтать, глядя на далекие звезды. Отыскивая на небе свою любимую Капеллу, Женя говорила мне: «Когда я гляжу на звезды, я думаю о том, как вернусь в Московский университет».
Вот эта ее мечтательность и нежность как-то странно сочетались с большой серьезностью и мужественностью.
В члены партии Женю приняли в марте 1943 года. В дневнике она пишет: «Самое главное в моей жизни — партбюро приняло меня 4 марта в члены партии».
С первых дней Женя активно участвовала в партийной жизни полка. Последнее время ее неизменно выбирали членом партийного бюро.
Ей часто поручались наиболее ответственные политические доклады на партийных конференциях в полку. Во 2-й авиаэскадрильи, где парторгом была штурман Полина Гельман, работал философский кружок. На первом занятии кружка Женя делала доклад о философии Гегеля. Слушать ее было интересно, Женя не знала шаблонных, штампованных фраз, чувствовалось: все, что она говорила, шло от души. Серьезные доклады делала она и на штурманских тактических конференциях летного состава.
Летом 1943 года выбыл из строя штурман полка. Я помню, что назначали мы Женю Рудневу на эту должность с опаской.
Она, безусловно, была в это время лучшим штурманом в полку. Отлично зная теорию самолетовождения, умело применяла ее в боевой работе. В воздухе вела себя удивительно спокойно и уверенно. Но смущал ее мягкий характер, боялись, что она не сможет быть настоящим, требовательным командиром.
Однако Женя стала замечательным штурманом полка. Штурманы признавали ее авторитет, уважали, любили и выполняли все указания безоговорочно. Если штурман допускал небрежность, она воспринимала это почти с удивлением: казалось, ей стыдно больше, чем самому виновному.
Как штурману полка, ей не полагалось много летать. Она должна была на старте контролировать работу летно-штурманского состава. Но Женя не могла не летать. Она говорила, что должна знать каждого летчика в полку, его индивидуальные качества и под этим предлогом часто высаживала какого-нибудь штурмана и летела сама. Это было единственное, за что обижались на нее штурманы, так как всю войну у нас дрались за каждый вылет и нельзя было сильнее обидеть человека, чем отстранить его от полета.
Почти все молодые летчики свой первый боевой вылет совершали с Женей Рудневой: и ныне Герой Советского Союза Марта Сыртланова, и прекрасный летчик Рая Юшина, и многие другие.
Еще в 1942 году в полку была создана новая штурманская группа из вооруженцев. В тылу пополнение для женского полка не готовили, и мы вынуждены были делать это сами.
Руководила группой, создавала для нее программу, вела основные курсы Женя Руднева. Молодые «штурманята» относились к ней восторженно. Никто не умел объяснить так понятно и просто, так хорошо разобрать каждую неясность, как это делала Женя. Не один десяток новых штурманов ввела она в строй.
Ночью боевая работа, полеты до изнеможения, утром — занятия, подготовка к ним, партийная работа, — но никто никогда не слыхал от Жени жалобы на усталость. Наоборот, вечное недовольство собой, поиски лучших форм работы.
В людях Женя всегда видела самые хорошие их стороны; я никогда не слышала, чтобы она плохо сказала о человеке. Ее статьи в литературном журнале, заметки в газете, выступления всегда были проникнуты большим теплом к своим боевым подругам.
Читать дальше