Андре Агасси - Откровенно. Автобиография

— Для нас это слишком дорого.

— Ты поедешь туда только на три месяца, это всего три тысячи.

— Это тоже слишком дорого.

— Это вложение в будущее. В тебя. Мы что-нибудь придумаем.

— Но я не хочу ехать!

По лицу отца я вижу, что он уже принял решение. Разговор окончен.

Я пытаюсь быть оптимистом. В конце концов, это всего три месяца, за это время можно вынести что угодно. А может, это будет не так плохо? Например, как в Австралии. Тогда мне даже понравится. А может быть, в этой школе будет еще что-то хорошее, о чем я пока не знаю. Вдруг это будет похоже на командную игру?

— А как быть со школой? — спрашиваю я. Я учусь в седьмом классе.

— Там есть школа, в городке неподалеку, — отвечает отец. — Будешь ходить туда по утрам на полдня. А днем и вечером заниматься теннисом.

Похоже, это будет утомительно. Позже мама призналась мне: в передаче «60 минут» довольно подробно рассказывали об этом Боллетьери, который на своем спортивном конвейере заставляет детей трудиться до седьмого пота.

В КЕМБРИДЖСКОМ КЛУБЕ устраивают прощальную вечеринку в мою честь. Мистер Фонг угрюм, Перри, кажется, готов наложить на себя руки, и даже отец выглядит не слишком уверенным. Мы едим торт, играем в теннис воздушными шариками, затем прокалываем их булавками. Каждый считает своим долгом хлопнуть меня по спине и сообщить, как здорово мне предстоит провести время.

«Знаю, — говорю я. — Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ребятами из Флориды».

Ложь звучит неубедительно, будто удар мяча о деревянный обод ракетки.

Чем ближе день отъезда, тем хуже я сплю. Мечусь во сне, просыпаясь в поту на перекрученных простынях. Я не могу есть. Теперь понимаю, что это за штука — тоска по дому. Я не хочу покидать дом, брата и сестер, маму, лучшего друга. Несмотря на напряжение, царящее в нашем доме, иногда просто невыносимое, сейчас я готов отдать все, чтобы остаться. Отец, хоть и причинявший мне боль всю жизнь, все же всегда присутствовал в ней. Он всегда стоял у меня за спиной — и вот теперь его не будет. Я чувствую себя отверженным. Столько лет я мечтал освободиться от отцовской опеки, и вот теперь, когда он отсылает меня, я не нахожу себе места.

В последние дни дома я надеюсь, что мама придет ко мне на помощь. Я смотрю на нее с мольбой. Она отвечает мне взглядом, в котором читается: «Я видела, как он разбил жизнь трем моим детям. Ты счастливчик: уезжаешь отсюда, и жизнь твою не придется склеивать по кусочкам».

Отец отвозит меня в аэропорт. Мама тоже хотела поехать, но ее не отпустили с работы. Так что вместо нее с нами едет Перри. Всю дорогу он болтает без умолку. Я не знаю, кого он пытается подбодрить — меня или себя. «Только три месяца, — говорит он. — Будем обмениваться письмами, открытками. Увидишь, все будет прекрасно. Тебя многому научат. Может быть, я даже приеду к тебе в гости».

Я вспоминаю «Часы посещений» — дурацкий фильм ужасов, который мы смотрели тем вечером, когда родилась наша дружба. Сейчас он ведет себя как тогда, как и всякий раз, когда боится, — ерзает, почти выпрыгивая из кресла. Я веду себя как обычно. Как кошка, брошенная комнату, полную собак.

АВТОБУС ИЗ АЭРОПОРТА доставляет меня на место после того, как стемнело. Теннисная академия Ника Боллетьери, выстроенная на месте старой фермы, где долгие годы выращивали помидоры, не впечатляет своим видом: это всего лишь несколько бараков, похожих на тюремные корпуса. И названия у них тюремные — «корпус В», «корпус С». Я оглядываюсь вокруг, почти готовый увидеть сторожевые вышки и колючую проволоку. Однако вместо этого вижу картину еще более зловещую: вдаль тянутся ряды теннисных кортов.

Солнце тонет в чернильной темноте окрестных болот, становится холоднее. Я в футболке поеживаюсь. Я-то думал, что во Флориде жарко. Местный служитель встречает меня прямо возле автобуса и провожает в барак. Он выглядит пустым и зловеще тихим.

Где же люди?

Все в учебном зале, объясняют мне. Через несколько минут начнется свободный час — время между занятиями в учебном зале и отбоем. Почему бы, предлагает служитель, тебе не пойти в рекреационный центр и не познакомиться с ребятами?

В рекреационном центре я вижу толпу из двух сотен буйных мальчишек и нескольких отчаянных девчонок. Все держатся небольшими спаянными группами. Самая большая компания кучкуется вокруг стола для пинг-понга, глядя на игру двух мальчишек и подзадоривая их оскорблениями. Прислонившись к стене, я внимательно оглядываю комнату. Некоторые лица мне знакомы, включая нескольких участников австралийского вояжа. Вон с тем мальчиком я играл в Калифорнии. А вон тот парнишка со злым лицом — мы сыграли с ним жестокий матч из трех сетов, это было в Аризоне. Все они, похоже, талантливы и бесконечно самоуверенны. Здесь, кажется, есть ребята со всего мира, с разным цветом кожи, разного роста и возраста. Младшему из учеников семь лет, старшему — девятнадцать. Всю жизнь я был номером один в Вегасе — и вот теперь я словно мелкая рыбешка в огромном пруду. Или болоте. А самые огромные рыбины — лучшие игроки в стране, малолетние супермены. Их компания, обосновавшаяся в дальнем углу, держится теснее всех.