— Что это за пост? — спросил я.
— Первой важности, — ответил старшина. — В случае пожара — надо затопить. Внизу пороховой погреб.
«Так вот почему никто не просится в эту каюту», — понял я, но отступать было поздно.
Старшина открыл дверь и зажег свет. Я увидел длинную, со скошенной переборкой каюту. В ней были две койки, расположенные одна над другой, кресло и большой письменный стол, по которому суетливо бегали длинноногие рыжие тараканы.
— Сейчас вам принесут белье, — пообещал старшина и, пожелав спокойного отдыха, ушел.
Сев в кресло, я стал измываться над собой:
— Живешь в отдельной каюте. Люкс получил! Радуйся. Тебе повезло, лучшего гроба не придумаешь. Площадка в жерле вулкана против него — ничто. Там бы ты прежде услышал гул и подземные толчки, а здесь взлетишь вверх тормашками и охнуть не успеешь. Красота!
«Боли не почувствуешь, — утешал я себя. — Осколочное ранение хуже, особенно тяжелое. Калекой останешься. А тут уснул и не проснулся. Собрать тебя воедино будет невозможно».
Трюмный принес белье — наволочку и две простыни. Застелив простыней жесткий, набитый мелкой пробкой матрац, я разделся и улегся на нижней койке.
В каюте с задраенными иллюминаторами было душно. Я долго ворочался, не в силах заснуть.
Мое «оморячивание» началось всего лишь год назад: после войны с белофиннами некоторые ленинградские писатели получили флотские звания и стали проходить военные сборы в частях Балтийского флота. Меня вместе с двумя драматургами, написавшими сценарий фильма «Балтийцы» — Алексеем Зиновьевым и Александром Штейном, — вызвали во второй флотский экипаж, переодели в морскую форму и отправили в плавание на многопалубном учебном судне «Свирь».
Из нас троих знатоком военно-морской службы считался Алексей Зиновьев, служивший в царском флоте матросом. Но он, как мы потом выяснили, все перезабыл и имел серьезнейший недостаток: перед большим начальством вытягивался в струнку и буквально немел. Так что все переговоры приходилось вести не ему — батальонному комиссару, а нам — старшим политрукам.
Явившись на «Свирь» с увесистыми чемоданами, мы сразу же попали в неловкое положение: Зиновьев, чтобы показать морскую лихость, взбежал по трапу, бросил чемодан под ноги, ловко козырнул и протянул руку стоявшему у трапа старшине. Тот, не приняв его руки, сухо козырнул в ответ и, подождав, когда мы поднимемся, спросил:
— Вам к кому, товарищи политработники?
К кому же нам? К командиру корабля, конечно, — решили мы. Но того на корабле не оказалось. Нас провели к вахтенному офицеру.
Старший лейтенант, с повязкой дежурного на рукаве, оказывается, наблюдал за нами.
— Вы впервые на военном корабле? — спросил он.
— Почему вы решили, что впервые? — обиделся Зиновьев.
— Видите ли, на военно-морском флоте первым долгом приветствуют флаг корабля, а не старшину. Вы ведь по званию старший.
Зиновьев начал пространно объясняться, а мы со Штейном сознались, что только недавно надели военно-морскую форму.
В длинном списке дежурный нашел номера наших кают и выдал ключи сопровождающему старшине.
Меня с Зиновьевым поместили в двойной каюте, а Штейна — в соседней.
Когда мы остались втроем, Алексей Зиновьев принялся упрекать нас:
— Зря сознались, что не моряки. У вас же золото на рукавах. Две с половиной нашивки! Большое звание. На флоте не любят людей, которым легко достаются нашивки. За вами будут следить и высмеивать. Не вздумайте только пойти на клотик пить чай. Клотик находится на самой вершине мачты, И помните, что на корабле все называется по — иному. Лестницу, например, здесь зовут трапом, уборную — гальюном, скамейку — банкой, стену — переборкой, пол — палубой, порог — комингсом…
Он бы еще долго хвастался знанием морской терминологии, если это не надоело бы Штейну и тот не без ехидства спросил:
— А ты учитываешь, что устав уже новый? А то научишь нас такому… всех со скандалом спишут с корабля.
В обеденный час в неловком положении очутился Штейн. Придя в кают компанию первым и увидев в фаянсовых мисках аппетитно пахнущий флотский борщ, Александр Петрович поспешил усесться за стол. Для полного удовольствия он вытащил из кармана газету и по гражданской привычке принялся есть и одновременно читать.
Когда мы с Зиновьевым появились в кают-компании, то за спиной Штейна уже толпилось человек двенадцать моряков. Следя в тишине за увлекшимся едой старшим политруком, они жестами приказали нам помалкивать.
Читать дальше