Ромен Роллан - Жизнь Толстого

Письмо, написанное на французском языке, датировано 4 октября 1887 г. «Что такое искусство?» было опубликовано лишь в 1897–1898 гг., но Толстой обдумывал это свое произведение в течение пятнадцати лет, то есть с 1882 г. – Р. Р.

Заблуждение, обман (англ.). – Прим. ред.

Необходимое условие (лат.). – Прим. ред.

Я вернусь к этому вопросу в связи с «Крейцеровой сонатой». – Р. Р.

После 1886 г. он становится все нетерпимее. В «Так что же нам делать?» он еще не посягал на Бетховена (ни на Шекспира). Более того, он даже укорял современных художников в том, что они смеют считать их своими предшественниками. «…Деятельность Галилеев, Шекспиров, Бетховенов не имеет ничего общего с деятельностью Тиндалей, Гюго и Вагнеров. Как святые отцы отреклись бы от родства пап, так и старинные деятели науки отреклись бы от родства с теперешними». – Р. Р.

Он даже хотел уйти, не досмотрев первого акта. «Вопрос… был для меня решен несомненно… От автора, который может сочинять такие… сцены… ждать уже ничего нельзя; смело можно решить, что все, что напишет такой автор, будет дурно…» – Р. Р.

Известно, что для того, чтобы проанализировать творчество французских поэтов новых направлений, он применил поистине необычный метод: «…выписал во всех книгах то стихотворение, какое попадалось на 28-й странице»! – Р. Р.

«О Шекспире и о драме», 1903. Книга была написана по поводу статьи Эрнста Кросби «Шекспир и рабочий класс». – Р. Р.

«Музыка эта… не соединяет всех людей, а соединяет только некоторых, выделяя их от других людей». – Р. Р.

Событие это, «подобные которым повторяются беспрестанно, не обращая ничьего внимания, и не могущие быть интересными, не только всему миру, но даже французским военным…»

Дальше он пишет:

«И только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса» («О Шекспире»). – Р. Р.

«Король Лир» – очень плохое, неряшливо составленное произведение, которое не может вызвать ничего, кроме «отвращения» и «скуки». К «Отелло» Толстой относится с несколько большей благосклонностью, всего вероятнее потому, что это произведение было созвучно его тогдашним взглядам на брак и ревность, – он считает, что это «наименее плохая, загроможденная напыщенным многословием драма Шекспира». Гамлет, по мнению Толстого, лишен какого бы то ни было характера; это – «фонограф Шекспира», который твердит его мысли. Что же касается «Бури», «Цимбелина», «Троила» и т. д., то Толстой упоминает их только в качестве примера «нелепости». Единственный персонаж Шекспира, который кажется ему естественным, – это Фальстаф, потому что «шекспировский язык», наполненный «несмешными шутками и незабавными каламбурами… совершенно подходит к хвастливому, изломанному, развращенному характеру пьяного Фальстафа».

Толстой не всегда думал так. Он с удовольствием читал Шекспира в 1860–1870 гг., в особенности в тот период, когда намеревался написать историческую драму о Петре I. Из его записей 1869 г. явствует, что он брал «Гамлета» за образец. Упомянув свои законченные работы, в частности «Войну и мир», которую он считает произведением гомеровского толка, Толстой добавляет: «Гамлет» и мои будущие труды: поэзия романиста в описании характеров». – Р. Р.

Он относит к «области дурного искусства» свои «художественные произведения» («Что такое искусство?»). Осуждая современное искусство, он причисляет к нему свои собственные пьесы, в которых отсутствует та религиозная направленность, на основе которой должно строиться, по его мнению, драматическое искусство будущего. – Р. Р.

Уже в 1875 г. Толстой писал: «Проповедуйте… что хотите, но только так, чтобы каждое слово было понятно тому ломовому извозчику, который будет везти экземпляры из типографии… Совершенно простым и понятным языком ничего дурного нельзя будет написать». – Р. Р.

Пример самого Толстого достаточно поучителен. Составленные им четыре книги для чтения для деревенских детей были приняты во всех гражданских и церковных русских школах. Его «Первая русская книга для чтения» – духовная пища миллионов. «В простонародии, – пишет бывший член думы С. Аникин, – имя Толстого сливается с понятием о «книге». Можно услышать, как крестьянский мальчик наивно спрашивает в библиотеке: «Дайте мне хорошую книжку, толстовскую!» (Он хочет сказать «толстую») («Памяти Толстого», лекции в аудитории Женевского университета, 7 декабря 1910 г .). – Р. Р.