Катя очень поощряла Ронину охотничью страсть, уже отпускала с отцом в лес или на болото 8-летнего Федю. Рональд надел свою обычную охотничью амуницию, взял футляр с «кеттнером» и сел в машину.
Уехали, верно, верст на 50 к юго-востоку по Каширскому шоссе. В стороне осталась станция Белые Столбы. Участвовали в поездке трое Рониных слушателей, чинами поважнее. Начальник, старший лейтенант госбезопасности, вел себя по-хозяйски. При зажженных фарах погудели перед запертыми воротами «совхоза». По виду ворот и стражи Рональд быстро сообразил, что это за «совхоз»! Домик близ ворот оказался, впрочем, уютным (он, как выяснилось, предназначался отнюдь не для товарищей начальников, а для так называемых «личных свиданий» заключенных с их близкими — такое свидание заключенный мог выслужить себе долгими месяцами примерного поведения, перевыполнением нормы и т. д.). Ни о каких занятиях даже не вспоминали! Плотно поужинали — причем подавали блюда на стол в закрытой посуде, носили их через двор из кухни молчаливые и быстрые тени-люди...
Утренняя охота по свежей пороше была бы великолепна, мало отлична от описаний тургеневских и некрасовских, если бы не... выражения лиц егерей и «флажных». Подобострастие, злоба, порочность сочетались в этих лицах в поразительно хрупкую смесь. Все они были расконвоированными уголовниками или «бытовиками».
Еще ночью взяли в оклад двух зайцев на лежках и лису. Привели из собачьего питомника смычок русских гончих. Стараниями двух десятков егерей и загонщиков удалось выставить обоих зайцев прямо на самого начальника. Он картинно красовался на своем номере среди низкого кустарника, облаченный в романовский полушубок и белые валенки, и не промахнулся из своего первоклассного великокняжеского «Пэрде». Зайцы были погружены в багажник «ЗИСа», а лиса поначалу ускользнула от выстрелов и ушла под линию флажков. Начальник веско обругал старшего егеря за то, что флажки не были смочены в керосине — лиса, мол, испугалась бы резкого чужого запаха. Однако, пока охотники возвращались на базу, егеря все-таки настигли лису с помощью гончих собак и сразили ее. Красного зверя кинули в багажник вместе с зайцами, и кабы охотники садились не в автомобиль XX века, а в какой-нибудь санный возок, со стороны могло бы показаться, что тучный русский барин едет восвояси со своих угодий, а крепостная челядь почтительно и преданно провожает его из осчастливленного приездом села... Сам же Рональд Вальдек в этом, похожем на сон охотничьем пиршестве, чувствовал себя, примерно, как живая лиса в магазине меховых изделий!
Ему отметили эту поездку как регулярное и плановое занятие в группе Особого факультета, номер один.
Так и подошла весна 1941 года. И уже близилось утро 22 июня.
* * *
Незадолго перед этой весной Рональд и Катя порешили бросить курить. С трудом выдерживали характер, мужественно терпели искушения, особенно в тех случаях, когда сам ритуал курения входил как бы в набор радостей, обещаемых человеку охотой, обильным званным обедом, уютной беседой у камина: ведь как отрадна дымящаяся трубка или махорочная самокрутка у охотничьего костра, чтобы прикуривать от уголька и пускать дым в звездную синеву... А о рефлексах, связанных с рабочим, творческим состоянием, об утешении сигареткой расходившихся нервов и говорить нечего. Однако чета Вальдеков все эти тяжелые искушения вынесла и против всех соблазнов устояла. Кстати, об охоте: Рональд уже брал сына Федю по уткам, тетеревам, болотной дичи, на вальдшнепиные высыпки по осени, но, конечно, с особенным удовольствием на тягу. Предварительно он в третий, четвертый раз перечитывал Феде вслух любимые страницы из «Анны Карениной» про весеннюю тягу (где Левин и Стива слышат, как трава растет). Отец чувствовал, что заронил в душу мальчика огонек древнейшей мужской страсти к «отъезжему полю», к ночлегам в шалаше у лесной реки и добыче всего покрытого чешуей, пером и пухом! Огонек этот стал для Феди путеводным в его судьбе — сын Рональда Федор впоследствии избрал себе нелегкую жизненную дорогу российского биолога-охотоведа и ученого натуралиста.
Любил Рональд брать на природу и Катю. Она не слишком глубоко вникала в биологические процессы, но остро, чутко и радостно воспринимала пейзажи, красоты, особенности ландшафта именно среднерусского, хотя превыше всего любила природу южную, щедрую, пышную, кавказскую, с лианами, ручьями, скалами и многовековым самшитовым лесом...
Читать дальше