И вот идем мы все после тура в город, а Геля, жена Таля, говорит: "Миша, у меня босоножка порвалась. Есть в этом городе сапожник?" Он (мгновенно): "Конечно, дорогая! 14 профессионалов, 42 любителя!"
И ещё одна острота. В фойе висели таблицы турниров. И вот приходит местная девушка, которую закадрил один мой знакомый, и от нечего делать изучает таблицу швейцарки. И спрашивает у меня - А где здесь главный? Я не понял, какой главный? Она говорит - ну главный, главный еврей. - Таль, что ли? - Да, Таль!
Когда я утром на пляже ему это рассказал, он тут же среагировал : "Пойду Шамковичу скажу, что я главный, а не он!"
Был у меня хороший знакомый, растущий мастер Z. Мы часто общались, анализировали.
Он мне всё время говорил: "Пора тебе мастером становиться!". Я гордо кивал: да, дескать, пора, давно пора!
А надо сказать, был он не москвич, приезжий. Учился в институте, снимал комнату.
Как-то он мне звонит: "Помоги вещи перетащить, переезжаю в другую комнату".
Договорились встретиться у метро. Встретились. Он говорит: "Только у меня просьба. Никому не рассказывай, что ты у меня видел". "Хорошо, не волнуйся". Много лет прошло, думаю, можно рассказать. Приходим к нему домой. Такого я, действительно, не мог себе и представить. Вся комната завалена шахматными книгами, журналами. На стене демонстрационная доска (если кто помнит, рижского производства). Вторая доска (без фигур) висит на потолке над кроватью.
Я молчу. Думаю: "Вот фанатик!". А он говорит: "Я не какой-нибудь Балашов, чтобы по четырнадцать часов в сутки работать над шахматами! Я лучше позанимаюсь восемь часов, но продуктивно!".
Тут я и понял, что мастером мне не стать никогда.
С тех пор прошло много лет. Мастер Z добился заметных успехов. Выиграл несколько международных турниров. Играл в первой лиге чемпионата СССР. Стал гроссмейстером. Но до уровня Балашова так и не добрался.
Как я не стал гроссмейстером
Дело было почти сорок лет назад. Поймал меня комсорг и говорит:
— Слушай, у нас есть подшефный ЖЭК. И там есть одна старушка, она шахматный кружок ведёт. А ты у нас шахматист, перворазрядник. В общем, поезжай туда, дашь детям сеанс одновременной игры.
Я говорю:
— Если там кружок, то может там и перворазрядники есть. Как же я им сеанс буду давать.
—Да нет, - он отвечает - она и сама-то в шахматы играть не умеет. А тем более дети.
Короче говоря, поехал. Прихожу, действительно, очень симпатичная старушка, видно, что детей очень любит. Дети, кстати, уже собрались, сидят - нарядные, в белых рубашках и с октябрятскими значками. За ними мамы маячат. Она меня спрашивает:
— Как вас представить?
— У меня первый разряд.
— Ну я скажу, что вы гроссмейстер!
— Да что вы, гроссмейстеров все по фамилиям знают! (да, действительно, в то время так и было). Уж если вам так хочется, скажите, что я кандидат в мастера.
— Ну хорошо, договорились.
И выходит она в круг и громким голосом объявляет:
—Дети, к нам приехал международный мастер такой-то - и называет мою фамилию.
В общем, когда всё закончилось, и я уходил, обогнал я плачущего малыша с мамой. Мама его утешала - не кому-нибудь проиграл, а международному мастеру!
Всё Аристотель врёт - табак есть божество,
Ему готовится повсюду торжество!
Кажется, Батюшков
Грозный директор ЦШК и всех советских шахмат В.Д.Батуринский был заядлым курильщиком. По Центральному Шахматному клубу он ходил только с зажжённой сигаретой в зубах. Другим, однако, курить категорически воспрещалось. Батуринский кричал : "Кого увижу с сигаретой, лишу права играть в шахматы на территории СССР!"
Однажды в выходной день в ЦШК приехали австрийцы - человек тридцать. Были они любителями шахмат из города Зальцбурга. Попросили организовать им матч с московскими любителями. Работники клуба мобилизовали всех, кто пришёл в этот день в клуб - и матч начался.
Играть всех посадили в Большом зале ЦШК. Курящие австрийцы немедленно достали сигареты. Глядя на это раздолье, закурили и наши. Зал был весь в клубах табачного дыма.
Я наблюдал эту вольницу из холла перед Большим залом. И тут появляется Батуринский - с сигаретой во рту и в окружении свиты. И смотрит на этот разврат. Затем из зала выходит юноша в свитере и джинсах. В руке - незажжённая сигарета. Не говоря ни слова, он подходит к Батуринскому, вынимает у него изо рта сигарету, прикуривает, вставляет её обратно в вельможный рот и уходит в зал. Возникла немая сцена из "Ревизора". Батуринский хватает ртом воздух. Я, честно говоря, испугался. Сложения он был апоплексического.
Читать дальше