Мэлор Стуруа - Жизнь и смерть Джона Леннона

Будущий президент Соединенных Штатов Рональд Рейган был, по крайней мере, откровеннее своего предшественника.

— Что вы думаете об убийстве Джона Леннона? — спросили его репортеры, когда он прибыл из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и нанес визит нью-йоркскому архиепископу кардиналу Теренцу Куку.

— Ну, что можно сказать по этому поводу? — ответил, несколько смешавшись, Рейган. — Это еще одно свидетельство того, что нам пора положить конец трагедиям подобного рода. Надо что-то предпринять против насилия на улицах наших городов. Мы обязаны найти решение этой проблемы.

Затем Рейган добавил, что, несмотря на убийство Леннона, он по-прежнему выступает против законодательного ограничения и тем более запрещения торговли и владения огнестрельным оружием. Рональд Рейган отвечал на вопросы репортеров, стоя на лестнице у парадного входа в кафедральный собор Святого Патрика, где отпевали братьев Кеннеди — Джона и Роберта, президента и сенатора, убитых и не отмщенных.

Супруга Рейгана Нэнси заявила, в свою очередь, что она всегда держит в верхнем ящике ночного столика, «на всякий случай, для самообороны», маленький револьвер, обращению с которым научил ее муж. Она не знает, какой он системы, и еще никогда не пускала его в дело. «Ронни часто бывал в отлучке, выступая с речами и лекциями, и я оставалась дома одна», — пояснила госпожа Рейган. Интервьюировавшие ее репортеры шутливо заметили, что, после того как она переедет в Белый дом и перейдет под охрану секретной службы, «маленький револьвер» ей уже больше не понадобится.

— По-видимому, так оно и будет, — подтвердила, улыбаясь, госпожа Рейган.

Но в Соединенных Штатах кроме президентской четы проживает еще около 230 миллионов американцев. И никто из них не прописан на Пенсильвания авеню, 1600 (почтовый адрес Белого дома), никто из них не пользуется услугами секретной службы, и не каждый может платить ежедневно по 240 долларов частным детективам. И вот ежегодно 20 тысяч из этих 230 миллионов умирают от огнестрельных ран. Один человек каждые пятнадцать минут — свидетельствует статистика, свидетельствует бесстрастно, как это ей и положено. Впрочем, как показывает уже не статистика, а история — и давняя, и не столь уже давняя, — наличие секретной службы еще далеко не гарантирует неприкосновенность и безопасность даже высоких обитателей Пенсильвания авеню, 1600.

Какая горькая ирония судьбы — «битлзов» впервые привез в Соединенные Штаты знаменитый импресарио Эд Салливэн в начале 1964 года, привез для того, чтобы, говоря его же словами, «дать Америке несколько забыться и отвлечься после шока, произведенного убийством президента Джона Фитцджеральда Кеннеди».

Молодые парни из Ливерпуля, полные жизни и задора, появились в телевизионном «Эд Салливэн шоу» и сразу же завоевали Америку своей незатейливой песенкой «Я хочу держать твою руку», своим простым, как мычание оптимистических бычков, «йе, йе»…

В ночь убийства Джона Леннона все, как один, телевизионные каналы неоднократно прокручивали эту памятную ленту, эту незабываемую запись, навеки вошедшую в летопись «электронной медии» наряду с любительским фильмом зеваки Эйба Запрудера, запечатлевшего своим дешевеньким киноаппаратом несколькими днями раньше убийство президента Кеннеди в Далласе. «Я хочу держать твою руку», — пел на экране молодой, двадцатитрехлетний Леннон под поощряющим взглядом Эда Салливэна, и аудитория тинэйджеров ревела от восторга, рвала на себе волосы, царапала щеки, истерически плакала. «Я хочу держать твою руку…» Рука убитого Леннона беспомощно свисала с носилок, а толпа бывших тинэйджеров, повзрослевших на двадцать лет и постаревших на добрую сотню, стояла в гробовом молчании перед «Дакотой», этим инородным готическим телом в чреве Нью-Йорка. Никто не рвал на себе волосы, не царапал щек, а если кто и плакал, то скупо, украдкой. И пели вчерашние тинэйджеры не «йе, йе», простое, как мычание оптимистических бычков, а «Все, о чем мы просим, это — дайте миру шанс» — песню Леннона, ставшую гимном антивоенных маршей времен агрессии во Вьетнаме. Они пели, подняв над головами руки с растопыренными знаком победы указательным и средним пальцами, и как-то само собой, незаметно телевизионный репортаж 8 декабря 1980 года тоже начинал походить на хронику давних лет.

Никто не протягивал руку помощи Леннону. (Закадровая музыка тщетно играла «Не1р!».) Никто не давал миру шанс. Каменные джунгли Нью-Йорка, с их низменными страстями, выше подобных сантиментов.