Вопрос объясним — щёки у Лаврентьева были тогда, как у хомячка. Но если бы Берия не был автоматически внимателен к людям, стало бы его заботить — всё ли в порядке с зубами у какого-то там студента?
Физик Юлий Харитон — будущий трижды Герой Социалистического Труда, многолетний Научный руководитель ядерного ВНИИ экспериментальной физики в «Арзамасе-16», а тогда — Главный конструктор «атомного» КБ-11, просится в отпуск. Берия санкционирует, но при этом по своей инициативе даёт дополнительное указание: «Обеспечить хорошим лечением».
Это — не работа «на публику», это — въевшаяся в плоть и кровь потребность вникать в интересы тех, ради кого и призвано существовать Советское государство. Вот почему можно утверждать, что если бы Берия не был убит и многонациональная Россия развивалась бы при участии Берии, то она стала бы нерушимо прочным обществом с сильной и приоритетной социальной политикой.
Лаврентий Павлович мог устроить разгон директору «атомного» предприятия, пренебрегающему социальными вопросами, а потом, приехав на плутониевый комбинат № 817 и увидев прямо противоположное отношение к проблеме директора комбината Бориса Музрукова, сказать ему: «Молодец!»
Это ведь тоже — черта делового характера.
Сошлюсь на книгу о Б.Г. Музрукове, вышедшую несколько лет назад в серии «Жизнь замечательных людей». В ней приводятся такие вот воспоминания сотрудника комбината № 817 (ПО «Маяк») с 1948 по 1960 год Ю.А. Гусева.
«После расстрела Л.П. Берии я набрался смелости и обратился к Музрукову с вопросом: что за человек был Лаврентий Павлович, как решал он вопросы работы комбината? Борис Глебович мне рассказал такую историю. Перед одним из очередных приездов Берии, в 1951 году, Музрукову на комбинат прозвонили из Москвы и сообщили, что накануне, на одном из предприятий Минатома, Берия снял с работы директора за невнимание к развитию социальной сферы объекта. Б.Г. Музруков, встретив Л.П. Берию, также предполагал с его стороны вопросы в первую очередь по социальной сфере, но тот попросил показать вначале производство. Затем, по пути в гостиницу, он увидел стройку и спросил: «А это что?» Борис Глебович объяснил, что здесь будут новые дома. И Берия сказал: «Вот это хорошо».»
Вот, значит, каким видел Берию Музруков — как человека — уже после того, как на «ЛП» были официально вылиты ушаты грязи. Однако подлинный, реальный Берия таким, каким его описал Музруков, и был.
Сюсюкать Берия не умел — дешёвой сентиментальности он, как я понимаю, был лишён начисто. А вот заботиться о людях и, если надо, сострадать им, Берия умел и именно так себя воспитывал.
В 2003 году в минском издательстве «Беларуская Энцыклапедыя» вышла книга Федора Дмитриевича. Попова «Атомная бомба и КГБ». Автор попал на «объект 550» (КБ-11, база № 112, Приволжская контора Главгорстроя), то есть — в центр разработки ядерного оружия в Сарове-«Арзамасе-16», в 1954 году, когда Берия был уже предан официальному остракизму.
И вот оперативный уполномоченный «объектового» отдела КГБ капитан Попов представляется начальнику своего отделения подполковнику В.И. Бронникову, и начинается обстоятельная беседа об «атомной» истории «объекта», о бывшей Саровской пустыни, об особенностях оперативной обстановки и прочем.
Далее — прямая цитата:
«Бронников отметил, что решающую роль в развитии атомной эпопеи сыграли Курчатов, Харитон и Берия. «Если бы не они, то атомная бомба в СССР вряд ли была бы испытана в 1949 году», — сказал он».
Это — эпизод 1954 (пятьдесят четвертого!) года, то есть — времени, когда Берию на высшем уровне объявили агентом международного капитала.
Тот же Ф.Д. Попов пишет:
«Широкое развёртывание в КБ-11 деятельности по его основному профилю жёстко регламентировалось наличием жилья. Многие специалисты ютились в переполненной монастырской гостинице, которая раньше использовалась паломниками Саровской обители.
Положение с жильём резко изменилось после вмешательства Берии. По его указанию при Управлении № 880 (по строительству «объекта» в Сарове. — С.К .). было создано специализированное подразделение по строительству жилья. В 1948–1950 гг. многие жители Арзамаса-16 справили новоселье. За три года заселили более 200 жилых домов. Были они разными — и двухквартирные коттеджи, и финские сборно-щитовые, и многоквартирные каменные и брусчатые.
Рядом со старыми монастырскими строениями встали трёх- и четырехэтажные дома. Сам монастырь с храмами, часовнями, колокольней, келейными домами и трапезной оказался в самом центре объекта».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу